– Какой автобус?.. Тьфу, на тебя! Мало ли, вдруг ответственности испугается?

– Кто? Мажор? Не делай мне смешно! У него же самомнение как... У президентов США меньше!

Вот тут я обиделся. Вот реально. Типа сам просился, а не перед фактом меня поставили? И главное с кем сравнили? Меня! И этих типов... Бр-р...

– Ты чего, Егорка? Шуткую я, шуткую... Не боись, Виктор Петрович, раз мы с капитаном говорим, значит знаем! Все будет тип-топ!

Правда как-то не уверенно это сказал, или мне показалось?

А дальше - больше... Вывалили, на меня бедного, ведро информации - сижу, обтекаю... Оказывается, что все кругом подозрительно! Ага, вот бы я удивился, если бы Васильев что другое сказал! Точно бы поинтересовался, как и Рогожин до этого: "Ты кто? Куда майора дел?" Но по порядку...

– Короче, сержант, дело такое! Генерал-майор, который, привлек нас к делу, прям, извелся весь, так ему надо базу эту разгромить. И вроде логично все, и оружие там, и наркотики, и уйти могут... Но ведь сходить посмотреть, есть или нет, может кто угодно?! А там дело техники... Армия давно на таких заморочках собачку схарчила... Он конечно про утечки всякие говорит, про врагов замаскированных, - тут майор даванул лыбу, прям во все зубы.
– Мне говорит! Поверишь? И про всяких там... Короче убеждает! Тут становится понятным: почему мы. Рыло то в пушку, да и репутацию определенную создали... А там еще и караван вот-вот прийти должен. Огромный! И дело ваше рвануть, что можно, или бой завязать, чтоб подмогу вызвать и сровнять все с землей. Но гложет меня чего-то? Не верю я ему, больно причины у него патриотические!

– Витя, а ты что в патриотизм не веришь?
– Степаныч наивными глазками, уперев подбородок в руки, поставленные на колени, смотрит ему в глаза.

– Отчего же,верю. В патриотизм, в любовь к Родине, в самопожертвование - солдат под Москвой, или в Брестской крепости, в защитников Севастополя тоже верю. Я даже в генерала от НКВД, легшего на гранату, спасая детей, в мае сорок пятого - тоже верю.

Почему-то в этот момент, капитан и прапорщик отвели глаза, и лица на миг отразили грусть, как будто знали этого генерала. Может дед чей? Геройский, наверное, мужик. Смог бы я лечь на гранату? Не знаю... Попытаться отбросить, это да! Пусть даже рискуя не успеть, но сознательно вот так... А если отбросить нельзя? Тогда, лечь и ждать смерти, пусть секунду или две, но ждать? Не знаю, и дай бог никогда не узнать! Даже если этот НКВДшник был кровавым палачом и садистом, все равно - уважаю!

А майор тем временем продолжал:

– Но это были другие люди. Совсем другие! Таких уже нет... По крайней мере, среди генералов! Короче, не верю!

– Зря ты так, майор, у генерала есть желание звезду отхватить, - бледный Рогожин аккуратно покрутил головой на подушке.
– Степаныч, поправь, а.

Прапор тут же подскочил к Руслану и стал крутить подушку туда-сюда, подыскивая идеальное положение.

– Тут конечно верно, - майор постучал ногтем по кожаной папке, которую ни на минуту не выпускал из рук, - но ведь за целую то, точно можно, а вот за развалины... Тем более, что уверен: многие будут недовольны, наверняка народу кормится куча... Плюс те, кто мог нагреться с того что там есть! Вот и скажите, почему ему так важно, чтоб камня на камне? Как бы подставить не решил, и под монастырь всех не подвел. Особенно тех, кто видел, что внутри...

– Оп-па...
– обеспокоенно заерзал капитан.
– Хренушки, никакой операции не будет! Я своих парней под ракетный удар не пошлю!

– Успокойся, я все продумал! Для всех: ты в больничке - помираешь! Степаныч, у постели твоей дежурит.

– Ты что? Он бы тогда в реанимации лежал!
– возмутился прапор.

– А он и лежит там! Следак который дело о взрыве расследует, мужик с понятием оказался... Даже охрана стоит! А вдруг?! С докторами я уже все решил. Главврача запугал до икоты, тут все путем...

– Запугал?
– усомнился Степаныч.
– Мне казалось, что этот старый хрыч уже давно никаких корочек не боится!?

– Не боится... Так я корочками и не махал! Я ему такую жутко грозную бумагу показал, что он проникся!

– Хм... И где ты ее взял?
– недоверчиво поинтересовался "умирающий в реанимации" капитан.

– Как где? Нарисовал! Половину ночи сидел! Знаешь, какие я бумаги рисую? Ух... Не веришь? Вон у Милославского спроси, ему я тоже рисовал! Правда не такую грозную и от себя, но зато душевную...

Я только глаза закатил, изображая всю душевность...

– А ты жулик, - улыбнулся Степаныч, правда, по доброму: родственные души.
– Последствий не боишься?

– Не а... Дохтур никому не скажет, я с него три подписки взял...

– Три? А нафига так много?

– Чтоб проникся! И со следака и с парня, что вместо Руслана лежит... Короче изобразил "Кровавую Гебню"...

– Кстати, насчет парня?
– Степаныч почесал затылок.
– А ничего, что я тут сижу?

– Не... Охраняй капитана - во избежание, а то мало ли. А там я обо всем позаботился. Все будет пучком! Вы лучше дальше слушайте. Понятное дело, что генерал наш, Разин Степан, вот ведь родители пошутили...
– душевно хохотнул майор, я тоже не удержался, улыбнулся.
– Так вот, забеспокоился генерал не на шутку, ну да я его успокоил. Что лично пойду на дело...

– Ага, а он так, наверное, обрадовался! Штабной-диверсант - мечта!

– Степаныч, не делай мне смешно. Все кому надо уже пробили за майора Васильева. Забыл, что ли где мы познакомились? И как тогда еще лейтенант Васильев гонял бандитов по ущельям? Таки лейтенант Васильев никогда не имел голубого берета, - забавно, когда не старый майор изображает пожилого еврея, - и не служил до спецназа крылатой пехоты. А служил в пехоте мобильной и имел-таки, краповый берет! И такой же берет, имел капитан Васильев, служа до спецназа внутренних войск. И имеет-таки заслуженные кровью награды.