Шрифт:
Одного из своих душеприказчиков Родс в июле 1899 года инструктировал так: «Вы должны также отобрать лучших студентов и направить их в разные части мира, чтобы они распространяли в колониях имперскую идею; при этом лучше, если они будут неженаты, потому что дети и другие домашние заботы обычно мешают высоким помыслам».
В сущности Родс выдвигал здесь те же требования, что и к членам так и не созданного тайного союза. Это естественно. Ведь цели перед его оксфордскими стипендиатами ставились такие же. Да и человеческий материал намечался тот же: младшие сыновья, они-то в первую очередь и нуждались в стипендиях.
Стипендий Родс выделил немало. При этом не забыл и свою идею сближения «англотевтонской расы». Германскому императору предоставил право ежегодно распределять пять стипендий среди выпускников немецких школ.
В завещании он особо разъяснил: пять стипендий в год при трехлетнем обучении означают, что в первый год будут учиться пять студентов, во второй — десять, а начиная с третьего — пятнадцать.
Подавляющее большинство мест он выделил англоговорящим — Британской империи и Соединенным Штатам. Для английских владений — шестьдесят шесть, для Соединенных Штатов — по две стипендии на каждый штат. Английские владения — Родс перечислял их — это были Южная Африка, Канада, Австралия, Новая Зеландия, Бермудские острова и Ямайка.
Иными словами, почти исключительно «белые» доминионы и колонии. И когда Родс писал, что никого из кандидатов нельзя отвергнуть по расовому или религиозному признаку, под словом «расовые» он подразумевал, конечно, «национальные» — в английском языке эти слова нередко взаимозаменяемы. Родс имел в виду только белых — брал под защиту буров или франкоговорящих канадцев.
Но — ирония судьбы — в дальнейшем душеприказчики Родса — вернее, преемники его душеприказчиков — в связи с изменением положения в мире вынуждены были трактовать завещание в буквальном смысле слова. И по стипендиям Родса в Оксфорд стали попадать люди всех цветов кожи…
Немало родсовских стипендиатов достигли широкой известности. Родс, вероятно, порадовался бы, увидев множество их имен в аппарате управления стран Британской империи и Содружества. Не огорчил бы его, вероятно, и Дин Раск — государственный секретарь в правительстве Джона Кеннеди.
Но что бы сказал Родс, узнай он, что его стипендиат по имени Абрам Фишер, бурский аристократ, внук премьер-министра бывшей Оранжевой республики, казалось бы самой судьбой посланный для выполнения родсовских заветов — «сплочения» белых южноафриканцев под британским флагом, взял да и стал лидером революционного подполья. И был осужден властями Южной Африки на пожизненное тюремное заключение…
Этого Родс не узнал.
Родсу не исполнилось и 49 лет, и трудно представить его дожившим до мировой войны, до двадцатых или тридцатых годов нашего века. А ведь немало его ровесников и людей его поколения не только жили, но и вполне «вписались» в эти совсем иные времена. Бернард Шоу, родившись тремя годами позднее Родса, дожил до 1950-го, Сидней и Беатриса Уэббы — до середины 1940-х. Джон Гобсон, один из самых яростных критиков Родса, — до 1940-го.
Армиями первой мировой войны командовали Гинденбург, Жоффр, Китченер, все старше Родса, и его ровесник — Брусилов. Петен, герой первой мировой войны и позор второй, был всего на три года моложе Родса и умер лишь в 1951-м.
И в мировой политике это поколение держалось еще долго. Бальфур, Асквит, «Тигр» Клемансо, Ян Масарик — все они были старше Родса, а их именами пестрели газеты двадцатых годов.
Буквально всем, с кем так или иначе связывалось имя Родса, судьба подарила куда более долгую жизнь. Джемсон и Хофмейер прожили на полтора десятка лет больше Родса; Солсбери, Киплинг и Конан Дойль — на два с половиной; Чемберлен и Крюгер — на три десятка; королева Виктория и лорд Розбери — на три с половиной. Даже Лобенгула жил на десять лет дольше.
Родсу повезло. Он не изведал старости, не узнал трагичного мира старческих представлений, ощущений, немощей. А для него старость оказалась бы особенно страшной. Время его миновало быстро — это было так очевидно. В британскую политику приходили другие люди. Дело не в том, лучше они или хуже, моложе или старше — они просто были другими.
В год смерти Родса английским премьером стал Бальфур. Он был старше Родса на пять лет. К его восьмидесятилетию, уже в 1928 году, в «Таймсе» появился сонет-поздравление, кончавшийся строчками:
В перчатке мягкой жесткая рука, Он знал: закономерны разрушенья, И равнодушный к злобе и добру, На гниль и тлен взирая свысока, Он чувствовал тогда лишь наслажденье, Когда работу превращал в игру.О Родсе так бы никто не сказал. В чем, в чем можно его заподозрить, но не в бесстрастности, не в равнодушии. Свое дело он делал пылко, отдаваясь ему целиком и принимая его абсолютно всерьез. И английские барды воспевали его совсем не так, как Бальфура. Киплинг писал в своем «Надгробном слове» Сесилю Родсу: