А у Стеда было и замечание, весьма меткое для того времени. Он написал, что бывали люди куда богаче Родса — Карнеги, Рокфеллер, Астор, но они использовали свои богатства главным образом для прямых финансовых целей. Родс же стал первым «миллионером-монархом в современном мире», и его примеру последуют другие.

Да, Родс еще на заре эпохи империализма одним из первых олицетворил в себе унию, которую В. И. Ленин назвал потом такой характерной чертой этой эпохи. Личную унию банков с промышленностью, а затем тех и других — с государственным аппаратом.

Смерть Родса отметили по всему миру. В некрологах старались найти и подчеркнуть что-то хорошее: о мертвых или ничего, или хорошо.

В России статьи о нем появились не только в центральных газетах, но и в провинции.

«В страшных мучениях, от тяжелого недуга скончался „южноафриканский Наполеон“ Сесиль Родс», — сообщил российским читателям журнал «Нива». «Враги Родса, а их было очень много, не признавали в нем ничего, кроме порока, корыстолюбия и эгоизма, но они были не правы… Надо стать на точку зрения англичанина-империалиста, беззаветно преданного мечте о всемирном господстве своего государства… Это был горячий патриот, а патриотизм — вещь обоюдоострая. Принося добро своей стране, приходится невольно творить зло иноземцам».

«Одесские новости»: «Англия лишилась одного из самых выдающихся политических деятелей своих, человека большого ума и необыкновенной энергии, всю свою богатую приключениями жизнь посвятившего делу возвеличения своей родины, хотя и весьма своеобразно понимавшего это величие и добивавшегося его еще более своеобразными методами».

Подобные оценки характерны и для большой части европейской и американской печати. За бурскую войну Родса резко осуждали, но самые преступные его действия — порабощение миллионов африканцев — тогда, в эпоху «раздела мира», еще не встречали столь широкого осуждения, какого они заслуживали.

Родс хотел, чтобы возле его гробницы создали пантеон «родезийцев». И в 130 метрах от нее воздвигли мемориал майору Вильсону и его отряду, погибшему во время преследования Лобенгулы. Монумент соорудили в греческом стиле — в соответствии с указанием Родса. Сделали его огромным: каждая из бесчисленных гранитных плит весила десять тонн. У подножья написали все имена и строку из поэмы Киплинга: «Никто не остался в живых». А в 1920 году туда же перевезли из Англии останки «доктора Джима» — Джемсона. Его тоже захоронили по соседству с Родсом.

Так и после смерти эти люди оказались вместе — в земле, такой далекой от их родных мест. Может быть, каждый из них действительно умирал с верой, что принес благо этому далекому краю. Но в краю этом они остались чужими — и их дела, и их останки, и их пышные мемориалы.

Последнее, шестое завещание Сесиля Родса, вскрытое после его смерти, содержало, конечно, не только последнюю волю о том, где и как его похоронить. Родс долго думал над этим завещанием, обсуждал его с Ротшильдом, Бейтом, Стедом, Милнером… Подписал он этот документ 1 июля 1899 года, в день, когда в последний раз отплывал из Лондона в Южную Африку накануне бурской войны. Но дополнение сделал 12 марта 1902-го, всего за две недели до смерти.

Шестое завещание, как и предыдущие, было политическим. Цель тут оставалась прежней: расширение Британской империи и ее влияния в мире. Но отношение к методам изменилось — не прошел зря урок, полученный в результате набега Джемсона. Собственно, еще и до набега близкие Родсу люди старались отговорить его от любимой идеи его завещаний — от создания тайного ордена для расширения Британской империи. Они не без основания считали, что огласка такого прожекта неизбежно скомпрометировала бы и Родса, и его прожект в глазах всего мира. А избежать огласки, разумеется, не удалось бы.

Такие доводы постепенно действовали на Родса. К тому же опыт учебы в Оксфорде наглядно показал ему, что есть и другие, куда менее явные, но отнюдь не менее действенные методы. Эти влияния видны уже в завещаниях 1892 и 1893 годов. Но шок от набега Джемсона заставил Родса в корне переосмыслить вопрос о способах достижения главной цели.

В последнем завещании нет даже упоминания о секретном обществе. Его-то место и заняли стипендии в Оксфорде, о которых Родс столько думал в последние годы жизни. Мысль о воспитании через Оксфорд будущих распространителей его идей не только возобладала в последнем завещании — она вытеснила собою проект организации тайного ордена.

При этом Родс недвусмысленно объявил в своем последнем волеизъявлении, что ставит своей целью не распространение образованности и научных знаний, а воспитание людей, преданных «всемирному союзу англоговорящих народов». Он поручал душеприказчикам отбирать кандидатов не только по приверженности к академическим знаниям — стипендиаты «не должны быть просто книжными червями». Надо быть спортсменами, хорошо играть в футбол, крикет или подобные игры, обладать мужеством, твердостью характера. [187]