На первом же собрании акционеров Де Беерс, в мае 1888 года, Родс заявил: «Мы возглавляем дело, которое едва ли не является государством в государстве». Не удержался Родс и от рассчитанной на эффект сцены. На обеде в Кимберлийском клубе, где собиралась избранная публика, он попросил своего нового компаньона наполнить алмазами внушительную корзину. На глазах у всех Родс пригоршнями брал эти блестящие камни, и они струились у него между пальцами, подобно потокам волшебной сверкающей воды.

Объединенная Де Беерс сразу же уволила двести белых горняков и снизила себестоимость добычи. Добыча одного карата стоила теперь не больше десяти шиллингов. А на мировом рынке он стоил тридцать. В следующем, 1889 году Де Беерс поглотила копи Булфонтейна и Дютойтспана, а затем еще несколько более молодых копей, открытых в других районах. Родс стал контролировать всю добычу алмазов в Южной Африке и девяносто процентов всей мировой добычи. Капитал Де Беерс уже в 1890-м оценивался громадной по тем временам суммой — 14,5 миллиона фунтов. А в ее копях работало двадцать тысяч африканцев.

Так возникла алмазная империя. Она монополизировала добычу алмазов не только в основном алмазном районе, на Юге Африки, но распространила потом свою власть и на другие страны и континенты. Став одним из первых в мире монополистических объединений, Де Беерс оказалась очень жизнеспособной. Она и в наши дни контролирует мировой алмазный рынок.

Тем временем на Юге Африки было найдено золото. Правда, его уже несколько раз открывали в разных районах, начиная с шестидесятых годов. Но после первых же сенсационных известий сколько-нибудь значительных золотоносных жил не оказывалось. В середине 1886-го нашли действительно крупное месторождение — в Трансваале, на возвышенности, где проходит водораздел между бассейнами рек Оранжевая и Лимпопо. Возвышенность получила название Витватерсранд (Хребет живой воды), сокращенно — Ранд. Самое же место, куда ринулись золотоискатели, трансваальское правительство окрестило Йоханнесбургом, «городом Йоханнеса». Историки по сей день спорят, кто же именно из многочисленных в Трансваале Йоханнесов дал имя этому новому Вавилону.

Именно это месторождение оказалось крупнейшим в мире. До сих пор, из года в год, оно дает значительно больше половины всей мировой добычи.

История знает немало вспышек золотой горячки. Ф. Энгельс писал, что поиски золота издавна были причиной дальних путешествий, географических открытий: « Золотоискали португальцы на африканском берегу, в Индии, на всем Дальнем Востоке; золотобыло тем магическим словом, которое гнало испанцев через Атлантический океан в Америку; золото— вот чего первым делом требовал белый, как только он ступал на вновь открытый берег». [34]

Но открытие в Трансваале вызвало такой приступ золотой горячки, какого мир еще не видывал. Он был яростнее всего, что происходило и до, и после в Калифорнии, на Аляске, в Австралии и в Сибири.

Бурлившее в Трансваале человеческое месиво было не только многолюднее, но и пестрее, многообразнее. Ставки были куда выше. Исторические последствия — значительнее. И если мы в наше время все-таки представляем себе трансваальскую золотую лихорадку не так зримо, как Страну Белого Безмолвия или золотопромышленный Урал, то, пожалуй, лишь потому, что она не породила Джека Лондона, Брет Гарта и Мамина-Сибиряка. Тем ценнее для нас немногочисленные воспоминания ее участников.

Это писал человек по имени Сэм Кемп. До открытия золота он был надсмотрщиком над рабочими-африканцами на алмазных копях и привык пускать в ход револьвер, дубинку и плеть из кожи бегемота. Потом, в девяностых годах, он служил в конной полиции в Северной Америке, на беспокойных границах Соединенных Штатов с Мексикой и Канадой.

«Но и эти две такие трудные американские границы казались лужайкой для пикников воскресной школы, детским садом по сравнению с тем, как выглядел Ранд в течение года, следующего за 1886-м. Мой опыт, вся моя жизнь не развили у меня особенно узких взглядов на мораль, но Йоханнесбург оказался труден даже для моего ко всему привыкшего желудка», — признался он.

Добравшись до Ранда, каждый первым делом захватывал участок. Это было поначалу делом легким. Но участок приходилось отстаивать, защищать от тех, кто прибывал следом. Тогда-то и заговорили револьверы.

Поселок на том месте, где теперь стоит Йоханнесбург, назвали «Полмили ада». Этот пустынный край считался тогда бесплодным. Лесов не было. Шесть месяцев в году дул сухой, пронизывающий ветер, день и ночь. Облака желтого песка били в лицо, в глаза, песок скрипел на зубах.

А палящий африканский зной? Для золотоискателей, приехавших из Европы и Северной Америки, он был нестерпимее трескучих морозов на приисках Аляски и Сибири.

Как получить крышу над головой? Дерева не было, приходилось использовать жесть — от больших коробок и бидонов из-под керосина. Жилища получались малоподходящими для жизни, но даже худшее из них нельзя было снять меньше чем за сто долларов в месяц. Да и то спрос в два раза превышал предложение. Те, кому не удалось поселиться в жестяном доме, разбивали палатки, делали землянки или ночевали просто под открытым небом.

Продукты и товары привозили в запряженных волами фургонах из областей, отстоящих от Йоханнесбурга на сотни миль, и цены были сказочно высоки. Засуха делала положение почти трагическим.