Она опустила глаза. Он держит палец на ее коже – только бы он не услышал, как часто стучит ее сердце.

– Это всего лишь милость богов, государь, за что я также возношу им смиренную благодарность.

– Да-да. – Она чувствовала, как в нем клубится едва сдерживаемая ярость. Чем это вызвано? Какими-то неизвестными ей вестями об Андоване? Или кто-то из других детей прогневил отца? Или в ее жизнь вмешался Костас, одни боги знают зачем?

«Он ненавидит меня не меньше, чем я его», – подумалось ей.

– Только ли богов должны мы благодарить? – продолжал король.

– Ваше величество…

Он схватил ее за плечи и привлек к себе, впившись пальцами в белую кожу.

– Кто еще, кроме меня, причастен к рождению наших детей?

Вопрос был до того неожиданным, что Гвинофар на миг онемела и лишь потом выговорила дрожащим голосом:

– Вы полагаете, что я была вам неверна?

С криком ярости он швырнул ее на кровать. Запах Костаса сгустился вокруг, и ей померещился его смех.

«Так это его рук дело? Он науськивает на меня Дантена?»

– Рога – это бы еще полбеды. Все мы люди. – Король одной рукой сжал ее тонкую шею. – Казнить публично виновника и жену-изменницу… как-нибудь по-страшнее, чтоб другим неповадно было… для короля это дело обычное, верно, милая? Мой отец не раз поступал именно так.

Не дав ей ответить, он другой рукой рванул на ней халат, обнажив грудь. Рукава так и остались у нее на руках.

– Но ты не так-то проста, верно? – Теперь он рычал, захлебываясь от ярости. – Ты всего лишь запятнала мой род колдовством, точно я сам не способен к зачатию!

Ей виделась магия Костаса, обволакивающая короля черным ореолом, пронизывающая огнем его жилы. Ужас этого видения не позволял ей выговорить ни слова. Какими же мощными должны быть чары злого магистра, если они явлены ей воочию!

Дантен, посчитавший ее молчание признанием вины, дергал и рвал собственную одежду. «Он хочет взять меня силой, – поняла вдруг она, – но это не просто его желание – его разжигают чары, засевшие у него в голове». Его мужской орган, разбухший не от одного возбуждения, наполнил ее ужасом. Вдохновленная северными богами, она видела, как струится по вздувшимся сосудам черное колдовство. От кого бы ни исходило это зло, от Костаса или кого-то другого, она не пустит его в себя.

Она сопротивлялась, но гнев придал королю нечеловеческую мощь – для борьбы с ним у нее недоставало ни сил, ни умения. Он раздвинул ей ноги коленом, заставив ее вскрикнуть от боли и ужаса, и вторгся в нее, вогнав глубоко свою ярость вместе с безымянной магией. Откуда она взялась, эта магия? Что ей нужно? К какой цели гонит она короля, оседлав его, как охотник своего скакуна? Гвинофар не находила ответов. Сейчас в ее вселенной не было ничего, кроме мощного ритма Дантена и отчаянного нежелания верить, что ее муж на такое способен.

Нет, это не он. Это кто-то другой. Дантен никогда не оскорбил бы ее насилием.

Внезапно все кончилось. Она съежилась на боку, рыдая, терзаемая стыдом и болью. Между ног горело огнем, душа корчилась в невыразимых муках. Жаль, что она в самом деле не ведьма и не может себя исцелить. Она чувствовала на себе взгляд Дантена – он ни разу еще не видел, чтобы она так рыдала, – но сама на него не смотрела. Сжавшись в комок, она ощутила бегущую по бедру струйку; густая пурпурная кровь поднималась из глубины, обличая насилие.

Король, презрительно фыркнув напоследок, оставил ее одну. Она слышала, как он прошел через комнату, как открылась и захлопнулась за ним дверь.

Вернувшаяся вскоре Мериан обняла свою госпожу и стала баюкать ее, шепча проклятия королю – они стоили бы ей жизни, если бы кто-то подслушал их. Гвинофар слишком ослабела, чтобы заставить ее молчать. Отведя душу, Мериан снова усадила королеву в ванну и стала мыть, ласково, как ребенка. Но мыло не помогало против скверны, которая теперь поселилась в ней. Гвинофар едва сдерживала рвоту, вспоминая плоть мужа, пронизанную черными жилами колдовства. Теперь это колдовство углубляется в нее, погоняя семя Дантена что есть мочи, – зачем бы иначе ей позволили увидеть его?

Поздно ночью, когда лунный свет омыл тело поруганной королевы, боги Заступников открыли ей правду. Много-много веков назад они послали дочерям своего избранного народа дар слышать их речи.

У тебя снова будет ребенок, стали нашептывать боги, как только сон смежил ей веки. Он уже растет в тебе, питаясь твоими соками. Чувствуешь ли ты его? Помнишь ли, что значит быть матерью?

«Что несет мне это дитя – добро или зло? – прошептала она во тьму. – Молю вас, ответьте!»