Шрифт:
Картина заметно прояснилась. Теперь и без дендрологической экспертизы [11] было ясно, что ветвь отпилили в ночь аварии. Для чего?
Подойдя к окну моего кабинета, я принялся рассматривать окутанную вечерним светом центральную площадь нашего города.
Судя по скрипу, Джансуг за моей спиной мерил шагами кабинет.
Я сказал:
— Джансуг, что же у нас получается?
Парулава остановился рядом:
11
Дендрологическая экспертиза — специальная биокриминалистическая экспертиза, с помощью которой устанавливают время сруба дерева или кустарника.
— Получается, батоно Георгий, что это хорошо продуманное убийство. Хорошо продуманное, умело выполненное. И уверен: здесь снова не обошлось без Джомардидзе. Не зря он вышел из ресторана первым.
— Я с тобой согласен. Джомардидзе покинул стол примерно за час до выхода Гогунавы. Он знал, что «Перстень Саломеи» находится у Гогунавы. Времени у него было достаточно. По темным улицам дошел до Рионки, поднялся в гору. Сук и место засады наверняка облюбовал заранее. Рионка в этот час пуста, все сидят по домам. Отпилил сук, стащил к месту засады и стал ждать. Услышав звук машины Гогунавы, положил сук поперек дороги и спрятался. Для такого человека, как Джомардидзе, остальное — дело техники. Что-то только нам ответит тбилисское УВД?
Телефонная просьба моя к тбилисцам была простой: поговорить с вдовой Гогунавы и попытаться выяснить, был ли у ее мужа «Перстень Саломеи», если не было, то слышала ли она об этом перстне. Звонок я сделал только что, результат будет известен только завтра.
Джансуг вздохнул, предложил:
— Батоно Георгий, может, пройдемся? А то засиделись в кабинете. Дома-то у вас не волнуются?
— Не волнуются, привыкшие. Так что можно совершить капитальную прогулку — по всему городу.
На улице мы скоро поняли, что движемся к ресторану «Вокзальный». У ресторана остановились. За шторами двигались тени, там танцевали.
— Хотите сами поговорить с Жордания? — спросил Парулава.
— Хочу.
Проникнуть внутрь удалось лишь за счет отчаянного напора Парулавы. К счастью, Жордания работал. Впрочем, самого этого факта было мало: в зале гремел оркестр, между столиками танцевали, отыскать в такой суматохе официанта оказалось делом не простым. Но Парулава нашел этого высокого крепкого парня с лихими усиками. Нашлось и место, где можно было спокойно поговорить, — кабинет администратора.
Жордания долго изучал фотографию Гогунавы, вернул со вздохом:
— Он самый. Я следователю уже говорил.
— За столиком он сидел не один?
— Не один, трое их было, это я тоже говорил.
Я положил перед Жордания следующую фотографию — Джомардидзе:
— Посмотрите, а этого узнаете?
— Был и этот.
— Не ошибаетесь?
— Мне ошибаться не положено — разорюсь.
— А вы могли бы описать третьего, который сидел за столиком?
— Третьего, который сидел за столиком… Да черт его знает. У нас зал старый, со столбами, вы же знаете. Он сидел как раз за столбом. Видел я его только сбоку, по-другому в том месте к клиенту не подойдешь. Так что только в общем могу сказать.
— Но в общем все-таки можете?
— Почему же нет, могу. Клиент что надо. Хорошо упакованный: костюм, галстук, рубашка — все фирменное. Лет за сорок. Платил он.
— Вы совсем не разглядели его лицо? — спросил я.
Жордания почесал за ухом:
— Разглядел немного. Нос как нос, волосы обычные, примерно как у вас. Глаз не разглядел, он в дымчатых очках был, да и сбоку не видно.
— А какой комплекции? Рост?
— Выше среднего. И такой — вроде бы не широкий, а мускулистый. Наверно, спортом до сих пор занимается.
— Ушли они вместе?
— Нет, сначала этот ушел… — Жордания показал на фотографию Джомардидзе. — Потом, — кивнул на снимок Гогунавы, — этот. Ну, а потом третий меня позвал — руку поднял. Я подошел, он рассчитался.
— И опять лица его не видели?
— У нас тут самая запарка началась. Не до этого было. Я деньги пересчитал — и бегом на кухню.
— Случайно не слышали обрывки разговора? Может быть, они как-то называли друг друга?
— Чего не слышал, того не слышал. — Жордания посмотрел на часы. Извините, клиенты ждут, а? Я вроде все сказал.
— Конечно, вы свободны. Большое вам спасибо, — поблагодарил я.
Выйдя из ресторана, мы с Джансугом остановились у вокзального скверика. Поразмыслив, я сказал: