— Знаешь, Джансуг, нам, по идее, надо бы проверить нашу гостиницу.

— Думаете, они останавливались в гостинице?

— Почему бы и нет?

— Но ведь остановиться в гостинице — значит оставить фамилию?

— Оставляя фамилию, человек ничем не рискует, если против него нет улик.

— Хорошо, давайте сейчас и проверим.

Дежурная в гостинице без лишних слов и вопросов дала нам книгу регистрации. Мы стали ее просматривать. Довольно скоро палец Джансуга застыл на строчке:

«Убилава Сергей Петрович. Инженер треста «Спец-Строй». Место жительства: гор. Сухуми. Причина приезда: командировка».

Сергей Петрович… Чкония и Джомардидзе искали в батумском порту именно Сергея Петровича.

Я протянул журнал дежурной:

— Посмотрите, пожалуйста, тут у вас отмечен Убилава Сергей Петрович. Он останавливался здесь позавчера. Это было в ваше дежурство?

Дежурная взяла журнал:

— Вы думаете, я помню… Убилава Сергей Петрович. Да. Это было мое дежурство. Позавчера.

— Вы его помните?

— Всех не помню, памяти не хватит. — Стала читать свою запись. Убилава. Четырнадцатый номер. Ну, если четырнадцатый, то воспитанный такой. Он мало был, днем я его записала, а утром уехал, попросил разбудить в пять утра.

— Будьте добры, опишите его.

— Даже не знаю как. Обыкновенный. Одет, правда, хорошо, по-столичному. Не молодой, но и не пожилой. Худощавый.

— Может быть, вы вспомните цвет волос?

— Извините, не запомнила. Обычные, наверное, волосы.

— Плеши, залысин у него не было?

— Залысин? Вроде нет.

— А глаза?

— Он в очках был. В красивых таких очках. В дымчатых.

Что же, подумал я, кажется, подтверждается моя версия, что Сергей Петрович скрывает от сообщников настоящее имя. Ведь если Убилава и Джомардидзе знакомы, то зачем было Чкония и Джомардидзе столь странным способом разыскивать Сергея Петровича в батумском порту? С этим надо разбираться. Хорошо, хоть вышли наконец на конкретную фамилию. Надо только узнать, был ли в гостинице Джомардидзе. Хотя и так ясно: не был.

Я показал дежурной фотографию Джомардидзе, спросил:

— Вам знаком этот человек?

Женщина всмотрелась, уверенно ответила:

— Нет, такого не знаю. — Добавила: — Этот Убилава все время был один. Устроился он днем, я ему резервный номер дала, четырнадцатый. Потом на ночь пришел. А утром, в пять, я его разбудила. На батумский поезд.

Мы с Джансугом вышли из гостиницы. На душе у нас стало легче. Теперь мы, по крайней мере, знали, чем заниматься с утра. Надо будет опросить бригаду батумского поезда и запросить Сухуми об Убилаве. А что дальше, покажут обстоятельства.

Утром я успел только отправить запрос об Убилаве. Раздался звонок. Звонил из соседнего кабинета Чхартишвили.

— Георгий Ираклиевич, сними-ка другую трубку — Бочаров по твою душу. Он ждет тебя и Парулаву в Батуми. Сними, сними, он объяснит. А эту положи.

Я снял трубку селектора:

— Слушаю, Константин Никифорович.

— Здравствуйте, Георгий Ираклиевич. У вас есть новости? По Гогунаве?

— Есть. — Я коротко рассказал все, что удалось узнать за последнее время.

Бочаров подытожил:

— Выходит, Джомардидзе снова у вас?

— Думаю, сейчас уже нет. Он в Батуми. В Галиси слишком наследил.

— Возможно. У нас тоже новости. Во-первых, нашли вашего официанта Сулханишвили.

— Как на него вышли?

— Через один из телефонов Чкония. Сулханишвили гостил у некоей Меликян. Художницы, общей с Чкония знакомой. Собирался с ней в Сочи, но не успел.

— Где он сейчас?

— У нас. Временно задержан. Утверждает, что к убийству Чкония непричастен. Вы с ним сможете поговорить. Но это не главное.

— А что главное?

Бочаров на том конце провода явно медлил. Наконец сказал:

— Мы с вами ждем, что «Перстень Саломеи» вывезут из Батуми. Так ведь?

— Ждем.

— А его ввезли. Таможня сообщила: сегодня утром на пальце одного иностранца, прибывшего в Батуми на круизном пароходе, был перстень, представляющий собой копию «Перстня Саломеи». Когда у вас ближайший поезд на Батуми?

Я посмотрел на часы — четверть десятого:

— В девять пятьдесят утра.