– Это не просто черная жемчужина. Обратите внимание на ее форму.

– Голова?

– Да. Такие жемчужины, как объяснил мне тот же Кербель, называются парагонами. Черные парагоны – редкость, но черные парагоны-близнецы еще никому не попадались. Между тем и по форме и по весу эта жемчужина полностью соответствует одной из тех, которые были на митре Никона. – Я положил парагону в коробочку и достал молочно-белые жемчужины грушевидной формы. – А вот эти две украшали вклад Екатерины Второй – золотую звезду с мелкими бриллиантами.

– Но эти-то как можно опознать? Обычный крупный жемчуг.

– Не совсем обычный, Александр Викентьевич, не совсем. Это так называемый кокосовый жемчуг. Среди похищенного в ризнице жемчуга были всего две кокосовые жемчужины грушевидной формы весом в 18 каратов с четвертью и 17 с половиной. Вот они перед вами.

– Кокосовый жемчуг? Никогда о таком не слыхал.

– Я тоже до последнего времени не подозревал о его существовании. Но постоянное общение с ювелирами весьма расширило мои познания. Оказывается, за жемчугом необязательно нырять на дно, иной раз достаточно вскарабкаться на пальму… Кокосовый, или молочный, жемчуг извлекают не из раковины, а из ореха, кокосового ореха. Иногда этот жемчуг розовый, но чаще – белый. По твердости и блеску он превосходит обычный, а к ювелирам попадает значительно реже. В России кокосовый жемчуг почти неизвестен. Так что здесь ошибка тоже исключена. Надеюсь, я рассеял ваши сомнения?

– Собственно, в подобных случаях я привык полностью доверяться Федору Карловичу, – сказал Димитрий. – Он сведущ в ювелирном деле и знает как свои пять пальцев все самоцветы ризницы. Раз он утверждает, что эти жемчужины из ризницы…

Так мы оказались на развилке дороги, где мне предстояло принять решение: куда поворачивать дальнейший разговор. Риск, конечно… Но выигрыш стоил этого риска.

– Кербелю жемчуг мы, правда, не показывали, – будто мимоходом сказал я. – Но жемчужины осматривали другие опытные ювелиры.

– Не показывали Федору Карловичу? – изумился Димитрий. – Но кто же лучше него знает ценности ризницы? Я не беру на себя смелость вмешиваться в ваши дела и что-либо вам советовать, но я, признаться, удивлен.

– Понимаю вас, Александр Викентьевич, понимаю, – постным голосом примерной епархиалки сказал я. – Если бы не одно прискорбное обстоятельство, я бы разделил ваше недоумение. Кербель с его опытом и знанием действительно мог бы оказать неоценимую услугу в розыске драгоценностей, но, к моему глубочайшему сожалению, мы не сможем в дальнейшем пользоваться его услугами…

– Но почему?

– Я надеюсь, наш разговор конфиденциален?

– Если вам это угодно, то…

– Я хочу быть с вами предельно откровенным, Александр Викентьевич, рассчитывая на то, что моя откровенность не будет обращена во зло…

– Я уже вам говорил, Леонид, что для того, чтобы делать зло, нужно быть убежденным в своей правоте…

– Кербель обманул наше доверие, Александр Викентьевич. Его добросовестность представляется крайне сомнительной.

– Добросовестность Федора Карловича?! Он, разумеется, не разделяет ваших убеждений, но что касается его порядочности, добросовестности… Простите, я отказываюсь вас понимать.

– Видите ли, Александр Викентьевич, я уже обращая ваше внимание на многогранность человеческой натуры. Прискорбно, конечно, обманываться в людях. Но если даже член союза хоругвеносцев, преодолевая угрызения совести и рискуя вечным блаженством, покупает украденный в патриаршей ризнице жемчуг, то… Кстати, через час Глазукова приведут ко мне на допрос. Я не возражаю против вашего присутствия.

– Благодарю за любезность, но я ею не воспользуюсь.

– Как знаете, Александр Викентьевич. Так вот, если член союза хоругвеносцев покупает краденое, то почему бы другому благочестивому мирянину не оказать содействие в укрывательстве преступников?

– Кербель не мог этого сделать, – твердо сказал Димитрий.

– «Мог» или «не мог» – это философские понятая, а я вынужден считаться лишь с фактами, с уликами, если вам угодно. Я ведь прагматик, Александр Викентьевич. Но не хочу быть голословным. Я вас познакомлю с некоторыми уже бесспорными обстоятельствами, а выводы сделайте сами, без моей помощи.

Он молча наклонил голову.

– При осмотре места происшествия, – сказал я, – вашими агентами в снегу, как раз под окном ризницы, были обнаружены обломки шкатулки. Эта шкатулка никакого отношения к вещам, хранившимися в ризнице, не имела. Поэтому естественно было предположить, что она собственность кого-то из грабителей. Вскоре нам удалось установить хозяина шкатулки. Владельцем ее оказался некто Мессмер, барон Василий Мессмер, бывший офицер, полковник, проживающий в Петрограде и служащий там в штабе округа. Незадолго до ограбления ризницы этот офицер ездил в Москву и брал с собой шкатулку. Обратно в Петроград он ее не привез. Далее. Сразу же после того, как в газетах было распубликовано сообщение об ограблении патриаршей ризницы, Василий Мессмер вновь поспешно выезжает в Москву. Перед отъездом он отправляет телеграмму ювелиру патриаршей ризницы Федору Карловичу Кербелю… – Лицо Димитрия было непроницаемо: ни волнения, ни интереса. Я даже не был уверен, что он меня слушает. – Это еще не все. Приехав в Москву, Василий Мессмер едет с вокзала не к отцу, а прямо к Кербелю. Но ювелир избегает встречи с Мессмером, его не оказывается дома…