— Нет, и пусть это вас не волнует: я скажу ребятам, они моими клиентами займутся.

Борис скользнул между креслами, машинально поправил цветы на соседнем столике, Хаблак увидел, как вежливо остановился Шафран, пропуская посетителя, и подумал, что, может, он и не прав относительно кувалды, кому-то нужно работать и тут, может, в основном это и женское дело, вон какая симпатичная девушка стоит в дверях, ожидая клиентов, а случаются ведь и хулиганы…

Хаблак расправил складку на белоснежной, еще не запятнанной скатерти и подумал, что ресторанная жизнь совсем не простая, что тут немало своих подводных рифов и сложностей и что этот крепыш Борис с черной бабочкой и приветливой улыбкой на скуластом лице повидал всего. Еще раз расправил складку — никак не повиновалась ему — и вспомнил Надю Наконечную и ее рассказ в аэропорту. Взволнованный и не очень складный.

«Ну и ну, — покрутил головой Хаблак, — если то, что она говорила, правда…»

Лапский, не спрашивая разрешения, зашел в директорский кабинет и щелкнул дверным замком.

— Плохие дела, Федя, — сказал коротко. Сел в низкое кресло и вытянул ноги, обутые в лакированные черные туфли. — Налей мне рюмку коньяку. Налей и себе, дела в самом деле скверные, надо все обсудить.

Федор Федорович с готовностью, будто только и ожидал такой просьбы, вынул из ящика дешевого и поцарапанного письменного стола бутылку марочного коньяка «Карпаты» и два хрустальных бокальчика. Налил Лапскому полный, а себе немного.

«И тут хитрит, — неприязненно подумал Лапский. — Привык ловчить везде. Но по мелочам, как жулик, без масштаба и перспективы. Нет у него размаха. Однако, — решил, — может, это и к лучшему. Размах есть у Валерия Саввича Лапского, есть и голова на плечах, у Федора же Федоровича только директорский кабинет с потрепанным столом и марочным коньяком в нем».

— А не паникуешь? — Федор Федорович отхлебнул коньяку и сощурился от удовольствия.

«Алкаш проклятый… — чуть не вырвалось у Лапского. — Я бы тебя на месте нашего начальства давно выкинул из ресторана без выходного пособия».

Однако был вынужден признать, что именно это качество их директора и устраивает его, Лапского, да третьего их компаньона — Анну Бориславовну Утку. А Федор Федорович пусть тешится марочным коньяком: ежедневно получает наличными тридцать — сорок рублей, иногда даже полсотни, это подумать только, зеленую бумажку ни за что, фактически за невмешательство.

— Ну что же случилось, Валера? — спросил директор не очень озабоченно. — Неужели сам не можешь уладить?

— А случилось то, Федя, — не без злорадства сообщил Лапский, — что сегодня твоя тридцатка гавкнула.

— Не ври.

«Этот болван еще и не верит!» — возмутился Лапский. Сказал, понюхав коньяк и едва пригубив:

— И не только сегодня, а и в ближайшем обозримом будущем.

Наконец до директора дошло. Поставил недопитый коньяк и спросил недоверчиво:

— Ты имеешь в виду?..

— Да, я имею в виду, что придется тебе, Федя, перебиваться на зарплату в размере двести пятьдесят рублей ежемесячно. Вместе с прогрессивкой за перевыполнение плана. Если, конечно, мы этот план будем перевыполнять.

— Ты что, с ума сошел?

— Видишь, двести пятьдесят тебе уже мало…

Федор Федорович автоматически долил свой бокальчик и осушил его одним духом.

— Плохие шутки, Валера, — бросил хмуро.

— Я не шучу, Федя. — Лапский закинул нога за ногу, покачал ею, глядя на блестящий носок лакированной туфли. — Эта шлендра, Надька Наконечная, подговаривает официантов и свою пятерку сегодня не внесла.

Директор беспечно махнул рукой:

— Уволим! Надьку уволим — и с концами.

— Не выйдет.

— Это почему же? Запишем ей выговоряку, найдем за что, потом рассмотрит местком, а я— приказ. На жалобы клиентов спишем.

— Нет, — покачал головой Лапский, — эта пройдоха языкатая; совесть у нее, видите ли, заговорила — пойдет по инстанциям, а нам сие ни к чему.

— Что же делать?

Теперь Валерий Саввич увидел неподдельную тревогу в бегающих глазках директора. Отпил коньяку и сказал тоном, исключающим возражения:

— Сделаешь так, Федя. Этой Наконечной вместо выговора — благодарность. И в отпуск ее, я уже договорился с месткомом, путевку ей в Одессу выделили. Санаторий, теплое море, пляж — все для передовиков производства.

Директор недовольно покрутил головой:

— Вернется — на голову сядет.

— Нет, — блеснул глазами Лапский. — Не вернется.

— Как так?

— А ты что-нибудь придумай. Впереди целый месяц на размышления. Выдвинь ее куда-то как передовика производства. Надька к тому же студентка торгового института, ей расти надо, а не в официантках бегать.

— Трудно, — грустно возразил директор, — она же у нас лишь три недели…

Лапский разозлился.

— А мне, думаешь, легко было ей путевку выбить? — воскликнул. — Она ведь к нам по переводу попала, другие же годами работают!.. И все же сделал!