Шрифт:
— Тут, в восемь. — Хаблак ушел, зная, что Инессе придется долго ждать, но совесть не очень мучила его,вряд ли она будет скучать в одиночестве.
12
Президент сидел в мягком кресле-качалке в лоджии высотного кооперативного дома на набережной, видел, как на Днепре за Гидропарком резал воду белый теплоход, как садилось солнце у Лавры, вызолотив ее купола, — видел и не видел, во всяком случае, ни теплоход, ни днепровские склоны не радовали его, просто не придавал всему этому никакого значения — был человеком деловым, и красоты природы редко восхищали его.
Слева от Президента за столиком на колесиках сидел полный круглолицый человек. Удивительно, как од ухитрился поместиться на пуфике, и при этом еще улыбался, угодливо наблюдая, с каким удовольствием Президент закусывает коньяк лимоном, слегка покачиваясь в кресле.
— Дальше! — приказал Президент. — Итак, приехали в Одессу, остановились у Майки…
— В гостиницу не рискнули.
— Правильно, — похвалил Президент, — липший след…
— Позвонили тому фрайеру, не отвечает. Послали Майку, чтоб разнюхала. А что там нюхать: двери закрыты, в окнах не светится — усек, что к чему, и дал деру.
Президент поморщился.
— Надо же такое! — раздраженно махнул рукой. — Невезение… Взрыв в воздухе — и с концами. Никаких следов и красиво!
— Взрыв вы придумали здорово! — польстил толстый. — И сделали мы все так, что не подкопаешься. Он сам чемодан упаковывал, потом Рукавичка его в соседнюю комнату для разговора позвал, я мину и подложил. Сам завел и проверил. Плюс-минус пять минут, даже учел, что рейс может немного задержаться. Перед Одессой должны были взорваться.
— А скажи мне, Бублик, — вдруг хитро прищурился Президент, — тебе не жаль было?
— Манжулу?
— Нет, ведь самолет полон…
— На всех жалости не хватит.
— Вот-вот, — согласился Президент. — О себе должны заботиться, на всех прочих начхать.
— И наплевать. Так слушайте же дальше. Какая-то бабусенция сказала Майке, что сестра Михаила неподалеку в газетном киоске сидит. Ну мы не лопухи, позвонили на завод секретарше, она нам все и выложила: фамилию, имя и отчество директора, себя тоже назвала. Майка и подалась к киоску. А та бабка уши и развесила, все чин чинарем, мы его и выследили. На морском берегу и взяли.
Президент заметил:
— Не нравится… Как хочешь, Бублик, а это мне не нравится. Днем и на берегу — могли вас засечь.
— Нет, — возразил Бублик, — не волнуйтесь. Место там пустынное, никто не шатается, дачники за полкилометра на пляже…
— А как же он с вами пошел?
— Не хотел, — недовольно покрутил головой Бублик, — догадывался, что плохо ему будет, и не хотел. Не шёл, пока Рукавичка ему нож не предъявил. Даже уколол немного. Тогда пошел…
— Ну-ну…
— А дальше все как по маслу. Берег крутой, обрыв, и камни внизу. Он удрал бы, да посредине шел. Я впереди, а за ним — Рукавичка. Рукавичка и подтолкнул его…
— И никто не видел?
— Там пляж, повторяю, место совсем безлюдное.
Президент потянулся к бутылке, и Бублик увидел, как
дрожат у шефа пальцы. Улыбнулся снисходительно и сам
наполнил рюмки. Президент выпил поспешно и жадно. Коньяк успокоил его, откинулся на спинку кресла и сказал умиротворенно:
— Все хорошо, что хорошо кончается.
— Падло! — свирепо воскликнул Бублик. — Он полез и наш карман. Сколько, вы говорили, заграбастал?
— Пятьдесят, не меньше. Чистых пятьдесят тысяч, а может, и больше.
— Разве можно простить?
Президент закрыл глаза, подставив лицо солнечным лучам. Сказал рассудительно:
— Можно, даже это можно простить, Бублик, ну, вытащил Манжула из твоего кармана десять кусков… Ты бы не умер…
— Так почему же вы распорядились?..
Победная улыбка засияла на лице Президента.
— Потому, Бублик, что наследил он. Деньги мы с тобой имеем и будем иметь, а из-за Манжулы на нас бы вышли.
— Откуда знаете?
— Господь бог анонимку подкинул.
— Ну вы и даете!
— Милиция ему на хвост села, в Карпатах где-то оступился, обэхээсовцы в Манжулу и вцепились.
— Вот оно что! А я думал…
— И правильно думал, Бублик. Ты у меня разумный. Так будет с каждым, кто захочет обмануть Президента. — Это прозвучало несколько патетично, да и не совпадало с предыдущим заявлением Президента о том, что из-за десяти тысяч они не умерли бы.