Хаблак придержал Стефурака:

— Степан Викентьевич, кажется, ту-ту… — Сделал выразительный жест.

— Я так и догадался.

— Когда первый самолет на Киев?

Стефурак посмотрел на часы.

— Уже вылетел. Но ведь в аэропорту регистрируют фамилию. Впрочем, если он не назвался тут, мог и самолетом.

— Мог, — согласился Хаблак. — Напуган он. Увидел, что Волянюка задержали, и решил как можно скорее удрать. Естественное стремление преступников.

— Но и мог догадаться, что мы проверим список пассажиров.

— Считаешь его чересчур умным, — усмехнулся Хаблак. — А я что-то очень умных в таких компаниях не встречал. Разумные предвидели бы свою участь, знали бы, что все равно поймаем. — Задумался на мгновение и продолжил: — Мне теперь его фамилия не очень и нужна. Коли действительно Степаном Викентьевичем называется, я его в Киеве быстро найду. Владелец «Волги», имя и отчество, кличка Бублик, фоторобот… Что еще нужно?

— В Ивано-Франковск?

— Я только допрошу Дуфанца и вызову сюда Коренчука. Вагоны с алюминием приходили в Коломыю, значит, должен докопаться, откуда шли.

— Резонно.

Дуфанец сидел в углу, наблюдая за оперативниками, занятыми своей работой. Зажал руки между колен, взгляд ого погас, может, и не видел, что делается вокруг;

— Скажите, Дуфанец, — спросил Хаблак, — как вы познакомились со Степаном Викентьевичем?

Дуфанец поднял пустые и на удивление прозрачные глаза.

— А приехал… Говорит, привет от Манжулы, заболел Михаил Никитич, ну дело есть дело, и оно не терпит…

— Фамилию его знаете?„

— Не назвался.

— Вы не спрашивали?

— Я так понимаю, — ответил Дуфанец рассудительно, — если человек не назвался, зачем расспрашивать?

— Но ведь Манжула назвался.

— Это его дело. Михаил Никитич в гостиницах жил, а этот не захотел. У каждого свой характер, выходит.

— И как вы работали со Степаном Викентьевичем?

— Как и раньше с Манжулой. Сотня за сарай, в сутки, значит. И по три сотни за каждого покупателя. Я скрывать не буду: что было, то было.

— По три сотни за рейс — ничего себе!..

— Что и говорить: рисковали недаром.

— А Степан Викентьевич?

— Считайте сами. Три тысячи кровля, ну, иногда немного меньше…

— Солидно.

— Ведь не только же ему…

— Кому еще?

— Не знаю. Думаю, один не справится.

Хаблак показал Дуфанцу фоторобот Бублика:

— Узнаете?

— Похож.

— На кого?

— Как на кого? На Степана Викентьевича. Почти как в жизни.

— Почему «почти»?

Дуфанец пожал плечами:

— Будто рисовали его. Но какой-то неживой.

Что ж, глаз у него был наблюдательный, и Хаблак спросил на всякий случай, мало веря в удачу:

— Откуда Степан Викентьевич?

Дуфанец ответил сразу и без колебаний:

— Из Киева, откуда ж еще?

— Сам говорил?

— Нет, но я не сомневаюсь.

— Почему?

— А он как-то, ну, проговорился. В первый вечер выпили за приезд, он и похвалился, что с самим Президентом коньяк пил на днепровском берегу.

— Каким Президентом? — Это прозвище называлось сегодня дважды, — значит, не могло быть случайным.

— Я так понял: с самым главным.

— На днепровском берегу… Это может быть и в Запорожье, и в Днепропетровске.

— Но ведь прилетел киевским самолетом.

— Неужели билет видели?

— Да нет, сам сказал. Вылетел из Киева вечером, чтобы вагон тут на следующий день встретить.

В дверях появился Стефурак. Сообщил, что прибыл начальник местной милиции. Это свидетельствовало, что делу об алюминиевом листе тут придают первостепенное значение. Значит, решил Хаблак, им со Стефураком в Коломые больше делать нечего (еще и Коренчук выехал из Косова), и нужно немедленно возвращаться в Ивано-Франковск.

В аэропорту получили справку: двумя утренними рейсами в Киев вылетели трое пассажиров с инициалами С. В.: Гарайда С. В., Галинский С. В., Викторов С. В.

Еще был Мирошниченко С. В. — он вылетел во Львов, а в Черновцы — Фостяк С. В.

Всех этих пассажиров, особенно первых трех, Хаблак взял на заметку и следующим рейсом вылетел в Киев.

14

Гудзий дождался, когда схлынет волна утренних посетителей и в кабинетах воцарится предобеденное затишье. Проскользнул к Татарову, воспользовавшись отсутствием секретарши, хотя, собственно, это не имело никакого значения — мог заходить к начальству хоть десять раз на дню, не вызывая ни подозрений, ни всяческих предположений сотрудников. Просто сработала, вероятно, чрезмерная настороженность преступника, боящегося собственной тени.