Шрифт:
— Могла.
Он обернулся:
— Зачем?
— Думаете, она простила его?
— Откуда мне знать.
— Я уверена, что нет.
— Чего же она добивалась?
— Хотела повредить ему. Может, надеялась, что он вернется.
— Вряд ли. В записке написано: "Речь идет не обо мне". Значит, если писала и Кротова, то дело не в ней.
— Вы просто не знаете женщин!
Мазин улыбнулся:
— А кто их знает? Знают они себя сами? Например, вы?
— Я знаю.
— Предположим. Итак, вы считаете, что записку могла написать Кротова и побудило ее неприязненное отношение к Тихомирову.
— Да.
— Однако вы говорите уверенно, а вначале будто сомневались?
— Вы меня убедили.
Мазин уловил враждебность.
— Извините, — уклонился он, — иногда это бывает. Но вы не казались мне человеком, легко поддающимся внушению.
— Интересно, какой я вам казалась?
Сказано было с вызовом, и теперь его стоило принять.
— Так как мы беседуем неофициально, я не скрою. Вы показались мне спокойной, уравновешенной, человеком, который стойко переносит несчастья и делает то, что хочет сделать. Так мне показалось вначале.
Слово "вначале" он выделил, и она это заметила:
— Вначале? А теперь?
"Пожалуй, это не совсем честно. Черт с младенцем! Но с младенцем ли? Ладно, выпалим из пушек по воробьям".
— Видите ли, Светлана, я занимаюсь своим делом — а это одновременно и хобби — не первый день. И не первый год. И, увы, приходится сознаваться, даже не первый десяток лет. За эти годы у меня накопился опыт, навыки. Поэтому я, к сожалению, редко ошибаюсь. Говорю — к сожалению — потому что раньше, когда ошибки бывали, жилось веселее. Но это лирическое отступление или, если хотите, следовательский прием, чтобы отвлечь вас от главного. Иногда мы так поступаем. — Он с удовольствием наблюдал, как она старается определить, где кончаются шутки в его словах. — Иногда. Но не сейчас. Сейчас я хочу сказать, что уже давно не ошибался на все сто процентов. Поэтому пересматривать полностью свое мнение о вас я не собираюсь. Я сказал, что вы делаете то, что находите нужным, и это, по-моему, верно. Хотя здесь я и расхожусь с Игорем Рождественским, который относит вас к категории людей, не знающих, что творят.
— А ему-то какое до меня дело?
— Никакого. Просто к слову пришлось. А о чем я, собственно, говорил?
— О моем характере.
— Да, именно. Впрочем, не совсем. Скорее о том, какой я вас представлял. Так вот, некоторые свои взгляды мне пришлось пересмотреть.
— Какие же именно?
— Я считал вас более искренней.
Теперь она сидела не кокетливо, поджав ноги, а очень прямо. Мазин же снова уселся на стул, свободно, тяжеловато, откинувшись на закругленную спинку.
— По-вашему, я вру?
— Ну, таких слов мне не хотелось бы употреблять.
— Лучше говорить откровенно. Вы ж не на свидание сюда пришли.
Он засмеялся:
— Мне казалось, что на свиданиях люди бывают откровенны.
— Вы все время шутите.
— Немножко.
— Так почему вы думаете, что я вру?
— Нет, в такой форме говорить я отказываюсь.
— Ну говорите, как вам нравится.
— Спасибо! У меня есть некоторые основания полагать, что вы все-таки виделись с Тихомировым после защиты.
— Почему?
— Вы сказали, что он звонил вам из ресторана и приглашал приехать к нему. Так?
— Да, так.
— Но вы отказались?
— Отказалась.
— И больше он вас не увидел?
Мазину показалось, что она заколебалась, прежде чем ответить, но ответ прозвучал твердо:
— Нет, не видел. Он меня не видел.
— Однако после звонка вы ушли из общежития.
— Почему вы так думаете?
Он решил сказать правду:
— Вахтерша сообщила.
— Эта сплетница?
— Хотите сказать, что ей нельзя верить?
— Поостереглась бы.
— Я бы тоже, наверно. Но она не одна вами интересовалась в тот вечер.
— Кто же еще, если не секрет?
— Скажу, хотя меня и просили не говорить. Олег. Тот самый парень, которому вы перестали писать. Как видите, он не утешился.
— Жаль.
Светлана смотрела зло.
— Конечно, жаль парня.
— Что же вы от него узнали?
— С ним я пока не разговаривал. Просто знаю, что он приходил. Они поднялись к вам вместе с вахтершей, но вас не было.
— И вы решили, что я поехала к Антону?
— Это одно из предположений. Вы могли пойти за хлебом, например, в дежурный магазин. Или отправиться к тетке. Или просто не открыть дверь, на худой конец. Что вам больше нравится?
— Мне не нравится, что вы со мной разговариваете, как с преступницей. Вы не имеете права!
— Конечно, не имею.
Она замолчала. Она никак не могла его понять.
— Но знаете, это как самонастройка в телевизоре. Получается механически. Не веришь человеку — и появляется определенный тон.