Что ж, и здесь была какая-то логика.

— Простите, и больше вы не видели Тихомирова?

— Нет.

Пауза.

— Только говорила с ним по телефону.

— О чем?

— Он позвонил из ресторана. Сказал о своем успехе, что ужин скоро кончится… и звал приехать к нему.

— На квартиру Рождественского?

— Да. Но я не поехала.

— Почему?

— Что вы? Ночью, одна, в чужую квартиру?

— А куда он звонил вам?

— В общежитие.

— По общему телефону?

— Да.

— Ваш разговор кто-нибудь слышал?

— А то нет! Вы нашего Цербера не знаете. Мы так вахтершу зовем. Она слышит, кто что думает, не то что говорит по телефону.

— А не носил ли разговор характер ссоры? Не мог он вывести вашего жениха из себя?

— Что вы? Антон был так счастлив!

— Но ваш отказ…

— Я ведь отказалась не потому, что не хотела его видеть.

— Конечно. Вы просто сочли такую встречу не совсем удобной?

— Именно. И он понял меня.

— Не помните, Игорь Анатольевич, звонил кому-нибудь Тихомиров из ресторана?

Ответ не сразу.

— Кажется, звонил. Да, да, звонил.

— Не знаете, кому?

— Светлане.

— О чем они говорили?

— Я не подслушиваю чужие разговоры.

— Простите. Но вы последний, кто видел Тихомирова живым, поэтому ваши сведения особенно важны.

— Я рассказываю все, что знаю, а чего не знаю — рассказывать не считаю возможным.

— Это правильно, конечно. Итак, после банкета или небольшого ужина, как вы его назвали, Тихомиров отправился на вашу квартиру. А куда пошли вы?

Вместо ответа он спросил:

— Разве это имеет отношение к делу?

— А разве это тайна?

Рождественский усмехнулся:

— Только от милиции. Но если вы гарантируете мне прощение… Наверно, у вас есть какие-то смягчающие правила для раскаявшихся преступников?

— Смотря какое преступление.

— Преступления, собственно, не произошло. Но, с вашей точки зрения, оно могло произойти.

Мазин понимал, что речь идет о какой-то чепухе, но не знал, подлинная это чепуха или выдуманная.

— Хорошо, рискните! Повинную голову меч не сечет.

— Видите ли, я поступил несколько легкомысленно. Я приехал в ресторан на машине. Ну и, естественно, оттуда ехал тоже на машине, будучи, как это у вас говорится, в состоянии легкого опьянения.

— Если легкое…

— Поэтому меня и затруднил ваш вопрос. Но, надеюсь, за давностью проступок заслуживает снисхождения?

— Если вы обещаете впредь…

— Клянусь собственными хромосомами!

Рождественский оживился и попытался шутить.

"Неужели его в самом деле беспокоил этот случай?"

— Где вы ночевали?

— У отца на даче.

— Вы поехали туда прямо из ресторана?

— Нет, заехал к одному человеку. Если позволите, я не буду его называть.

— Женщина?

— Да. Но я не застал ее, поэтому она не сможет подтвердить моих слов. Зато дальше у меня есть настоящее алиби.

— А вам требуется алиби?

— Наверное, раз вы интересуетесь моей особой. Так вот, по пути я вспомнил, что на даче нет ни капли спиртного, магазины были уже закрыты, и я решил заехать в ресторан "Кавказ", чтобы попросить бутылочку коньяку. С собой, разумеется.

— Это и есть ваше алиби?

— Совершенно верно. Мы очень мило побеседовали с Адмиралом. Это такой представительный мужчина — швейцар. Он похож на адмирала Макарова.

— В котором часу вы беседовали?

— Честно — не помню. Я ведь не думал, что это понадобится.

Что же осталось в блокноте от этого разговора? Немного: "Адмирал подтвердил".

— Давно вы работаете в ресторане?

— Двенадцатый год.

— Хорошо знаете Рождественского?

— Бывает он у нас.

— Продали вы ему коньяк?

— Упросил. Я не хотел выносить — не положено это. А он говорит: "Уважь, папаша, старого клиента. Друг у меня отличился". Ну, уважил… Вижу, промок совсем парень.

— В котором часу это было?

— Разве упомнишь? Помню, что дождь лил — вот и все.

Был ли еще жив в это время Тихомиров? Земля под его телом оставалась сухой. Значит, он погиб раньше, чем начался дождь. Но квартира далеко от ресторана, и дождь мог лить не везде одновременно. А если Тихомиров был жив, то кто находился с ним в квартире? Или никого? Один?