«Что это? – подумал Рэй Дуглас. – Монах, увлекающийся фантастикой? Или… Или я просто переутомился. Я много и славно работал в сентябре. Да и октябрь был жарок. Неужели воображение разыгралось так буйно?»

— Успокойтесь, мэтр. – Незнакомец остановился. – Вы не больны. Я реален так же, как и вы. Извините за эти дерзкие слова; мне вовсе не пристало учить вас, как надо относиться к чуду. Что касается одежды, то это защитная накидка. У вас здесь очень высокий уровень радиоактивности. Дома меня ожидает тщательная дезактивация.

Писатель уже овладел собой.

— Откуда же вы? – спросил он, пристально разглядывая незнакомца.

— Издалека, – ответил тот. – Из две тысячи шестьсот одиннадцатого года. Я президент Ассоциации любителей фантастики. Я прибыл за вами, мэтр. И еще хочу заметить – у нас очень мало времени.

— Польщен! – засмеялся Рэй Дуглас. – Встреча с читателями? Лекция? Я готов. – И удивился, покачав головой. – Две тысячи шестьсот одиннадцатый… Неужели знают?

Теперь улыбнулся президент.

— Вас ждут во всех обитаемых мирах, – объяснил он, и бледное лицо его чуть–чуть порозовело. – Это такая удача, что мы можем вас спасти. Пойдемте, Дуглас. Вы проживете еще минимум восемьдесят–девяносто лег и напишете уйму замечательных книг. Только наш мир сможет дать вашему адскому воображению настоящую пищу. Вы будете перебрасывать солнца из одной руки в другую, словно печеную картошку.

— О чем вы? – сдавленным шепотом спросил писатель. – Уйти? Насовсем? Сейчас? Среди бела дня и в здравом уме?

— Вы уже не молоды, – мягко заметил посланник из будущего. – Вырастили детей, достигли зенита славы. Вы уже никому ничего не должны здесь. Если вам безразлично, что вас ожидают сотни миллиардов моих соотечественников, то подумайте хоть раз о себе. Пойдемте, Дуглас. У нас осталось двадцать две минуты.

Воскресное утро, начавшееся для писателя с телефонной ссоры, вдруг окончательно потускнело, а растерянная мысль метнулась к дому: «Как же так? А Маргарет, дочери, внучата… Уйти – значит пропасть. Без вести. Значит, исчезнуть, сбежать, дезертировать. С другой стороны – дьявольски интересно. Ведь то, что приключилось со мной, – настоящее волшебство. Это вызов моей страсти, моему искусству и таланту. Им нужен маг. Вправе ли я отклонить вызов? И что будет, если я приму его? Ведь я – не что иное, как форма, которую более или менее удачно заполнил мир. Уже заполнил».

— Почему такая спешка? – недовольно спросил он. – Во всяком случае, я должен попрощаться с родными.

— Исключено! – Президент Ассоциации любителей фантастики развел руками, и на его лице отразилось искреннее сожаление. – Осталось двадцать минут.

— Но почему, почему?

— Время оказалось более сложной штукой, чем мы предполагали. Масса причинно–следственных связей, исторические тупики… Есть вообще запретные века. Там такие тонкие кружева, что мы боимся к ним даже притрагиваться. Поверьте, если бы существовала такая возможность, мы бы спасли все золотые умы всех веков и народов. Увы, за редким исключением, это невозможно.

— И я как раз – исключение, – хмуро заключил Рэй Дуглас.

— Да. И мы очень рады. Но временной туннель только один, и продержаться он может не более тридцати семи минут.

— Кого же вы уже спасли?

— Из близких вам по духу людей – Томаса Вулфа, – ответил президент Ассоциации и вздохнул. – Однако он вернулся. Сказалось несовершенство аппаратуры…

— Томас?! – воскликнул Рэй. – Чертовски хотелось бы с ним встретиться. Ах да, я забыл…

Писатель разволновался, схватил пришельца из будущего за руку.

— Теперь я понял, – пробормотал он, улыбаясь. – Я все понял. Последнее письмо Вулфа из Сиэтлского госпиталя, за месяц до смерти. Как там? Ах да… «Я совершил долгое путешествие и побывал в удивительной стране, и я очень близко видел черного человека (то есть вас)… Я чувствую себя так, как если бы сквозь широкое окно взглянул на жизнь, которую не знал никогда прежде…» Бедный Том! Ему, наверное, понравилось у вас.

— Мэтр! – взмолился человек в черной накидке. – Сейчас не время для шуток. Решайтесь же наконец. Четыре минуты.

— Нет, что вы, – Рэй Дуглас наклонился, подхватил велосипед за руль. Хитро улыбнулся. – Если бы я мог проститься, а так… Тайком… Ни за что!

— Мы любим вас, – сказал человек с бледным лицом и пошел туда, где воздух колебался и струился. – Вы пожалеете, Дуглас.

— Постойте! – окликнул его писатель. – Человек в самом деле слаб. Я не хочу жалеть! Обезбольте мою память, вы же, наверно, умеете такое. Уберите хотя бы ощущение реальности событий.

— Прощайте, мэтр, – пришелец коснулся своей горячей ладонью лба Рэя Дугласа и исчез.