На третий год, как Она ушла, наконец выдалось дождливое лето.
Над домом то и дело ворочались грозовые тучи, громыхало и сверкало, но Ее так и не было, и Альгис в такие дни с тоской и надеждой вглядывался в небо, а то обращался лицом и душой к высоченному громоотводу на крыше.
Ее все не было, и игла громоотвода все глубже вонзалась в его одинокое сердце: «Обиделась? Ушла навсегда?»
Потом вместо тоски пришла былая ненависть и, как ни странно, нечто похожее на ревность: «Где она шляется, дрянь?! Думает, что ей все позволено…»
Ее по–прежнему не было, ничего не происходило, и Альгиса начали донимать воспоминания.
В тот день он решил поохотиться с камерой, как делал сотни раз. Ироничный глаз солнца, выглядывающий из-за кроны цветущего абрикоса, жанровая уличная сценка, ссора двух стариков в кафе, монашка с глянцевым журналом, кадры из парка…
Он так увлекся своим профессиональным занятием, что не сразу заметил, как резко потемнело; в небе, грохоча, покатились невидимые пустые бочки, а косые порывы дождя погнали людей в укрытия. Несколько раз блеснуло — рядом, за рекой.
Он машинально поднял аппарат. Конечно, в таком деле нужен штатив, надобно установить камеру на ожидание, на вспышку…
Альгис не успел додумать технологию съемки молнии.
Одна из веток огненного древа вдруг рванулась к нему. Фотоаппарат выпал из рук. Тело напряглось, на миг окостенело в непонятной сладкой истоме. Если это была смерть, то она очень походила на невиданной силы оргазм. Дыхание прервалось.
Альгис безжизненно рухнул в мокрую траву. Грохнул гром. Дыхание возобновилось, и он каким-то краешком сознания понял: он только что кончил, и если это смерть, то она у людей называется блаженством.
— Тебе понравилось? — прозвучал из ниоткуда женский голос. Голос был властный, хрипловатый и тем слегка неприятный. И еще он был почему-то знакомый. Немножко, чуть–чуть.
У Альгиса не было сил ни поднять голову, ни тем более подняться самому. Прямо перед глазами среди листьев опавших одуванчиков танцевали огненные гадючки: изгибались, переплетались, вставали вертикально. Они казались холодными, потому что вокруг ничего не горело.
Альгис вдруг понял, что это остатки молнии. Она не ушла полностью, часть ее пляшет сейчас вокруг него, и этот голос ниоткуда тоже ее.
— Кто ты? — на всякий случай прошептал он, хотя уже знал ответ — дикий, абсурдный для нормального человека и тем не менее единственно верный.
— Твоя сиятельная дама. Богиня!
Альгису показалось, что огненные змейки в траве захихикали.
— Ты дрянь, — сказал он. — Ты чуть меня не убила.
— Дурачок, я тебя осчастливила! Людей, в которых попала молния, раньше считали отмеченными Богом. И будь поосторожней со словами — я девушка обидчивая. Кстати, как любовник ты теперь так себе. Я тебя даже немножко подремонтировала.
Альгис стал поднимать свое поверженное ударом небесного огня и поэтому не очень послушное тело: повернулся лицом вниз, уперся ладонями в расползающуюся землю, подтянул одну ногу…
— Зачем я тебе? — выдавил он из себя.
— Сама не знаю. Ты как-то случайно снял меня. И даже на выставках получал призы за мой портрет. Я разыскала тебя.
Он тут же вспомнил свою работу, которую назвал «Ярость небес» и которая в самом деле не раз отмечалась на международных фотовыставках.
— Господи, прости меня, грешного, — прошептал Альгис, не очень вдумываясь в свои слова.
— Не за что, — хмыкнула Она. — Впрочем, я к нему как бы ближе. Я передам… — И тут же добавила: — К тебе бегут людишки. Я ухожу. Тебе остается ждать очередного визита сиятельной дамы. Пока.
Его тогда продержали в больнице двое суток.
Все исследования и анализы показали, что от удара молнии он нисколько не пострадал. Напротив. Уже в самом конце обследования заявился уролог и после осмотра озадаченно спросил:
— Когда вы успели прооперироваться?
— Не понял? — в свою очередь удивился Альгис.
— Где ваша аденома? Ее нет.
— Я не оперировался, — ответил он и тут же вспомнил слова огненной дамы. Вот что, оказывается, она имела в виду.
О говорящей молнии, о том, что она нагло его трахнула да еще и издевалась, Альгис, конечно, рассказывать не стал. Врачи народ туповатый. Они не станут вникать, а сразу начнут лечить. Причем не что-нибудь, а именно голову, мозги.
— Вам дважды повезло, — заметил уролог. — Остались в живых да еще и исцелились. Такое бывает, но редко. Медицине известны случаи, когда после поражения молнией происходили чудесные выздоровления. Парализованные становились на ноги, слепые прозревали, а, например, к молодому Иммануилу Канту вернулся слух. Малообъяснимо, но факт…