Принц Артур был для нее всем – светом очей и пресвятым ангелом.

– Когда вместо него королем стал я, она слегла и умерла от злости. И знаете, что она мне сказала на смертном одре? – Генрих фыркает. – Во всем слушайся епископа Фишера! Лучше бы она велела Фишеру слушаться меня!

Проводив короля и свиту, Джоанна приходит с ним посидеть. Они разговаривают тихо, хотя и не произносят ничего недолжного.

– Что ж, все прошло успешно.

– Надо будет сделать подарки поварам.

– Все слуги были молодцы. Я рада, что на него поглядела.

– Не разочарована?

– Я не думала, что он такой ласковый. Теперь я понимаю, почему Екатерина так за него билась – не только за корону, которую считает своей по праву, но и за такого мужа. В него трудно не влюбиться.

– Сорок пять! – громогласно встревает Алиса. – Я думала, ему уже не по летам!

– Ты легла бы с ним за пригоршню гранатов! – фыркает Джо. – Сама сказала.

– А ты – за экспортные лицензии!

– Прекратите, девчонки! – одергивает он. – Слышали бы вас ваши мужья.

– Наши мужья отлично нас знают, – говорит Джо. – Мы с гонором, верно? В Остин-Фрайарз за робкими скромницами не приходят. Даже странно, что дядя нас не вооружил.

– Обычай не дает. Не то бы я отправил вас в Ирландию.

Когда они со смехом выходят из комнаты, Джоанна наклоняется к нему и шепчет, ты не поверишь тому, что я сейчас скажу.

– Давай проверим.

– Генрих тебя боится.

Он мотает головой. Кто может испугать Льва Англии?

– Вот тебе крест! Надо было видеть его лицо, когда ты сказал, что возьмешь меч.

Приезжает герцог Норфолкский, грохочет по двору, пока слуги держат украшенного плюмажем коня.

– Печенка, а? Моя печенка ни к черту. За последние пять лет я весь иссох! Только гляньте! – Герцог вскидывает костлявую руку. – Всех врачей в королевстве перепробовал – не знают, как лечить. Зато счета присылают исправно.

Норфолк, как доподлинно известно Кромвелю, никогда не платит по счетам.

– И колики эти треклятые, – продолжает герцог, – из-за них я в земной жизни как в чистилище. Иногда всю ночь не слезаю со стульчака.

– Вашей милости надо вести более размеренный образ жизни, – говорит Рейф, подразумевая: не заглатывать еду в один присест. Не мчаться все время взмыленным, как почтовая лошадь.

– А я буду, уж поверьте. Племянница объявила, что не хочет ни видеть меня, ни слышать. Я уезжаю в свое поместье Кенинг-холл – там Генрих и найдет меня, если пожелает. Господь да подаст вам исцеление, господин секретарь. Святой Уолтер, говорят, помогает, когда работа невмочь. А святой Убальд – от головной боли, я проверял, действует. – Герцог сует руку за пазуху. – Привез вам образок. С благословением папы. То есть епископа Римского. – Бросает образок на стол. – Подумал, может, у вас нет.

Герцог выходит. Рейф берет образок.

– Наверняка на нем проклятие.

Слышно, как герцог на лестнице громко сетует:

– Я думал, он при смерти! Мне сказали, что при смерти!

Он говорит Рейфу:

– Ну, спровадили.

Рейф ухмыляется:

– И Суффолка тоже.

Генрих так и не получил тридцать тысяч фунтов штрафа, который наложил на Суффолка за женитьбу на своей сестре. Время от времени король вспоминает про эти деньги, и сейчас как раз такой случай. Брэндон вынужден был отдать земли в Оксфордшире и Беркшире и сейчас скромно живет в дальнем поместье.

Кромвель блаженно закрывает глаза: я сумел обратить в бегство двух герцогов.

Приходит сосед Шапюи.

– Я сообщил в депеше своему господину, что король вас посетил. Мой господин изумлен, что монарх отправился к подданному, и даже не лорду. Однако я отписал в ответ, видели бы вы, сколько Кромвель для него сделал.

– Ему бы такого слугу, – говорит он. – Однако, Эсташ, вы старый лицемер. Вы сплясали бы на моей могиле.

– Ах, дорогой Томас, с кем бы я спорил, если бы вас не стало?

Томас Авери тайком от врачей приносит ему книжку с шахматными задачами Луки Пачоли. Очень скоро он уже решил все и даже составил свои на чистых листах в конце. Ему приносят почту, и он узнает, какие еще ужасы произошли в последнее время. Говорят, что мюнстерский портной [98] , король Иерусалимский и супруг шестнадцати жен, повздорил с одной из них и отрубил ей голову на ярмарочной площади.

Он возвращается в мир. Сбей его с ног – он встанет. Смерть пришла с инспекцией, смерила его, дохнула в лицо и ушла. Он немного похудел – это видно по одежде – и некоторое время чувствует себя легким, не укорененным в земле: каждый день исполнен возможностями, и все они влекут вверх. Болейны сердечно поздравляют его с выздоровлением, и правильно: где бы они без него были. Кранмер при встрече то и дело стискивает ему руку.