– Где вы были?

– В Утопии.

– Вот как! – Анна оживляется. – И как там?

– Весь ужин на коленях у леди Алисы сидела маленькая обезьянка.

– Ненавижу их.

– Я знаю.

Он ходит по комнате. Обычно Анна держится с ним ровно, но иной раз ей приходит охота взбрыкнуть, изобразить будущую королеву, и тогда она ставит его на место. Сейчас Анна рассматривает мыски своих домашних туфель.

– Говорят, Томас Мор состоит в связи с собственной дочерью.

– Возможно.

Анна хихикает.

– Она хороша собой?

– Нет, но весьма образованна.

– Обо мне говорили?

– Они никогда вас не упоминают.

Много б я дал, чтобы услышать Алисин приговор, думает он.

– О чем же тогда говорили?

– О женских глупостях и пороках.

– Вы так дурно думаете о женщинах? Впрочем, вы правы. Большинство женщин глупы. И порочны. Мне ли не знать – я так долго среди них живу.

– Норфолк и милорд ваш отец с утра до ночи принимают послов. Французский, венецианский, императорский – и это лишь за два дня!

Готовят ловушку для моего кардинала.

– Значит, у вас все-таки есть средства для сбора точных сведений. А говорят, вы потратили на кардинала целую тысячу фунтов.

– Я надеюсь их вернуть. Так или иначе.

– Те, кто получает доходы с кардинальских земель, должны быть вам благодарны.

А разве ваш братец Джордж, лорд Рочфорд, или отец, Томас граф Уилтширский, не стали богаче в результате падения кардинала? Посмотрите, как одевается Джордж, сколько спускает на лошадей и шлюх. Вот только вряд ли я когда-нибудь дождусь благодарности от Болейнов.

– Я беру свой процент.

Анна смеется.

– И дела у вас идут неплохо.

– Есть разные способы вести дела… Иногда люди просто делятся со мной тем, что знают.

Это предложение. Анна опускает глаза. Она почти согласна войти в число этих людей, но, возможно, не сегодня.

– Мой отец говорит, вас не раскусить. Никогда не угадаешь, кому вы служите. Я-то считаю – впрочем, что значит мнение женщины? – что вы сами по себе и действуете в своих интересах.

И в этом наше сходство, думает он, но помалкивает.

Анна зевает, грациозно, по-кошачьи.

– Вы устали, – говорит он. – Я ухожу. Кстати, зачем вы меня звали?

– Нам хотелось знать, где вы.

– Почему за мною не послал милорд ваш отец? Или ваш брат?

Анна поднимает глаза. Несмотря на поздний час, ее улыбка все так же проницательна.

– Они не рассчитывают, что вы придете.

Август. В письмах кардинал сетует королю, что его одолевают кредиторы «и кругом одни лишь беды и горести», но толкуют иное: кардинал дает обеды, приглашая на них местное дворянство; с прежней щедростью творит милостыню, участвует в судебных тяжбах, увещевает заблудших супругов.

В июне Зовите-меня-Ризли отбывает в Саутвелл вместе с королевским камергером Уильямом Брертоном. Им нужна подпись кардинала на прошении, которое Генрих намерен послать Папе. Идея принадлежит Норфолку: епископы и пэры Англии просят Климента даровать королю свободу от брачных уз. Прошение содержит также глухие угрозы, но Климента так просто не запугать – в искусстве мутить воду и стравливать врагов папе нет равных.

Если верить Ризли, кардинал бодр и здоров, а его строительные работы продвинулись дальше латания дыр и щелей. Вулси нанимает стекольщиков, плотников и жестянщиков. Если милорд кардинал решил проложить водопровод, пиши пропало: он на этом не остановится. Вулси строит не церкви, а башни; поселившись в доме, первым делом составляет план канализации. Скоро начнутся земляные работы, рытье канав и прокладка труб. За трубами последуют фонтаны. Кардинала радостно приветствует народ.

– Народ? – переспрашивает Норфолк. – Народу что кардинал, что макака – все едино. Да чтоб он провалился к чертям, этот народ!

– А кто тогда будет платить налоги? – спрашивает Кромвель, и Норфолк смотрит с опаской, не понимая, шутка это или упрек.

Слухи о кардинальских успехах не радуют его, а пугают. Король простил Вулси, но Генрих помнит обиды, и, возможно, кардиналу еще предстоит ощутить всю тяжесть монаршего гнева. Измыслили сорок четыре обвинения – придумают еще столько же, благо их фантазию ничто не сдерживает.

Норфолк и Гардинер о чем-то шепчутся, завидев Кромвеля, умолкают.

Ризли ходит за ним по пятам, пишет под его диктовку конфиденциальные письма: королю и кардиналу. Никогда не жалуется на усталость, никогда не ропщет на поздний час. Помнит все, что следует помнить. Даже Рейф ему уступает.

Приходит время приобщить девочек к семейному ремеслу. Джоанна сетует, что ее дочка никак не научится шить, и выясняется, что, неуклюже ковыряя ткань иголкой, Джо изобрела мелкие кривые стежки, которые и повторить-то непросто. Он поручает ей зашивать в холстину его письма на север.