Шрифт:
– Кажется, я понял. И знал, за кем посылать. – Король оборачивается и говорит в темноту. – Гарри Норрис! Который час? Четыре? Велите моему капеллану облачаться к мессе.
– Мессу могу отслужить я, – предлагает доктор Кранмер, но Генрих качает головой:
– Нет, вы устали. Я поднял вас среди ночи, джентльмены.
Так прост, так властен. Их выставляют. Они молча шагают мимо охраны, к своим, за ними тенью следует Брертон. Наконец доктор Кранмер замечает:
– Ловко сработано.
Кромвель оборачивается. Хочет, но не смеет рассмеяться.
– Ловко. «Если во сне к вам явится отец…». Вижу, вам не по нраву вскакивать с постели ни свет ни заря.
– Мои домашние перепугались.
Теперь доктор смущен, словно позволил себе лишнего.
– Разумеется, – бормочет он. – Я не женат и забываю о таких вещах.
– Я тоже не женат.
– Да, я забыл.
– Вам пришлись не по нраву мои слова?
– В любом случае это было превосходно разыграно. Словно вы все продумали заранее.
– Но как?
– Вы правы, вы удивительно находчивы. И все же… ибо Евангелие…
– Я считаю, что сегодня ночью мы славно потрудились ради Евангелия.
– Хотелось бы знать, – говорит Кранмер, обращаясь больше к самому себе, – что для вас Евангелие. Книга с чистыми листами, на которых Томас Кромвель запечатлевает свои желания?
Он останавливается. Кладет руку на плечо богослову и говорит:
– Доктор Кранмер, посмотрите на меня. Поверьте мне. Я искренен. Разве я виноват, что Господь наделил меня такой злодейской физиономией? Должно быть, у Него были на то свои резоны.
– Не смею судить, – улыбается Кранмер. – Впрочем, Он определенно придал вашему лицу выражение, способное смутить ваших врагов. И это пожатие – когда вы схватили короля за руку, я вздрогнул. И Генрих тоже почувствовал. – Кранмер кивает. – Вы – человек редкой силы духа.
Священникам не привыкать выносить приговор, оценивать: достоин, недостоин. Доктор Кранмер, как любая гадалка, не сообщил ему ничего нового.
– Идемте, – говорит богослов, – ваши мальчики вас заждались.
Рейф, Грегори, Ричард обступают его: что случилось?
– Королю приснился сон.
– Сон? – потрясенно переспрашивает Рейф. – Он поднял нас с постели среди ночи из-за сна?
– Поверьте, – замечает Брертон, – ему довольно и меньшего повода.
– Мы с доктором Кранмером согласились, что королевские сны – не чета снам обычных людей.
– Это был дурной сон?
– Вначале, но не теперь.
Они таращатся на него, не понимая; все, кроме Грегори.
– В детстве мне снились бесы, мне казалось, они прячутся под кроватью, но ты сказал, что этого никак не может быть, потому что бесы не живут по эту сторону реки, а стражники ни за что не пустят их через Лондонский мост.
– Выходит, ты боишься переходить через мост к Саутуорку? – спрашивает Рейф.
Грегори:
– Саутуорк? Что за Саутуорк?
– Знаете, иногда, – замечает Рейф тоном строгого наставника, – мне кажется, я вижу в Грегори проблеск чего-то, такой крошечный, почти незаметный.
– Тебе бы только издеваться! Борода вон выросла, а все туда же!
– Какая ж это борода? Жалкая рыжая щетина, позор брадобрею.
Мальчики пихаются, не зная, как выразить охватившее их облегчение.
– А мы решили, что король бросил вас в подземелье, – говорит Грегори.
– Ваши дети вас любят, – кивает Кранмер, довольный, благодушный.
– Без хозяина мы никуда, – говорит Ричард.
До рассвета еще много часов. Ночь похожа на беспросветное утро в день смерти кардинала. В воздухе пахнет снегом.
– Думаю, он потребует нас обратно, – говорит Кранмер. – Обдумает то, что вы ему сказали, и, кто знает, возможно, поймет, куда ведут его мысли.
– Все равно я должен показаться в городе.
А еще неплохо бы переодеться, думает он. И ждать развития событий. Брертону он говорит:
– Вы знаете, где меня искать, Уильям.
Кивнув на прощанье, идет прочь.
– Доктор Кранмер, передайте ей, что сегодня мы славно ради нее потрудились.
Обнимает сына за плечи и шепчет:
– Грегори, может быть, мы напишем продолжение твоих любимых историй про Мерлина.
– А я их не дочитал, – говорит Грегори. – Быстро распогодилось.
Вечером того же дня он входит в обшитый деревом кабинет в Гринвиче. Последний день 1530 года. Снимает надушенные амброй перчатки. Поправляет кольцо с бирюзой.