Сегодня, каждый раз, когда все смеялись, я внимательно смотрел на лицо Али, пытаясь понять, о чем она думает. Аля бы не стала смеяться надо мной. А раз ей весело, значит, все в порядке. Как и везде, куда мы приходили с Алей и где знали про мою проблему, мужчины с недоверием поглядывали на то, как я обнимаю эту девушку, как она прижимается ко мне. Они не понимали, почему такая красотка, как Алечка, тратит на меня время.

До меня у нее были только успешные, состоятельные мужчины. Избранные.

— Олег, а ты не мог бы подробнее рассказать о своей болезни? — обращается ко мне одна из девушек. Невысокого роста, что компенсируется огромными каблуками, на которых ее ноги кажутся еще более кривыми, чем есть на самом деле. Блондинка с голубыми глазами и неправильным прикусом, портящим все впечатление о девушке, как только она открывает рот. Я хотел посоветовать ей обратиться к ортодонту, но не стал. Судя по тону, кажется, она со мной кокетничает.

— Шизофрения — это не болезнь, — отвечаю, — в большинстве случаев, это другой взгляд на мир, который чужд сначала родителям, потом психиатру, после чего последний начинает превращать пациента в больного человека.

— То есть ты считаешь, что психиатрия — это зло?

— К сожалению, во многих случаях. Психиатрия — это искусство, эта абсолютно не логическая профессия. Чтобы помочь пациенту, врачу в первую очередь необходимо его понять, а для этого нужно прочувствовать проблему, поставить себя на место этого человека, пустить внутрь переживания пациента, и лишь потом оценить насколько неадекватным является его поведение. Такое вполне возможно, но это, разумеется, большой духовный труд. Намного проще выписать психотропные средства, чтобы тот не выкаблучивался и не отвлекал на себя внимание, да и дело закрыто.

— А как же голоса? Галлюцинации?

— Все относительно. Например, что есть депрессия? Допустим, у человека кто-то умер, бросила девушка, выгнали с работы — каждый реагирует по-своему. Кто-то плюнет и пойдет дальше, у кого-то пропадет сон, аппетит, могут появиться приступы агрессии и раздражительности. Замечая, что с человеком не все в порядке, близкие тащат несчастного к врачу, тот, не вникая в его жизнь, подмахивает назначение и диагноз — получаем больного.

— Ну, это депрессия. А что насчет шизофрении? — настойчиво возвращает к интересующей его теме один из мужчин. Как оказалось, вокруг нас собралась целая куча народа, все с интересом слушают, что я вещаю.

— Я тебя уверяю, — говорю, — менее трех процентов пациентов психбольниц действительно нуждаются в лечении. Остальным всем поломали жизни наши чудо-доктора. Допустим, меня сейчас лечит мой бывший сокурсник. Я прекрасно знаю, на что способен этот «врач», каждый раз прихожу в ужас от лекарств, которые он мне прописывает.

Чувствую, как кто-то меня обнимает. Моя Аля. Пришла меня защищать, как обычно делает, когда я нахожусь в большой компании.

— А ты слышишь голоса? — кто-то спрашивает.

— Слышал, — отвечаю, — сейчас нет.

— Это началось после смерти твоей жены?

— Это началось после того, как меня посадили на транквилизаторы и некоторые другие психотропные препараты, — улыбаюсь, чувствуя округлости моей девочки.

— А что шептали голоса?

— Это была моя покойная жена, — говорю, — звала меня на помощь. Я даже видел ее, видел, как она тянет ко мне руки…

Чувствую, как Аля прижимается очень сильно. Жалеет меня. Глажу ее по распущенным восхитительным волосам.

— Я бы утопился, — шепчет кто-то из друзей Али.

— Я решил отравиться, — зачем-то добавляю, хотя ко мне не обращались с вопросом.

Кажется, я делаю успехи в общении, начинаю самостоятельно поддерживать разговор с незнакомыми людьми.

Щекотливую тему никто продолжать не хочет, мужчины и женщины пораженно смотрят на Алю, не понимая, почему она проводит время со мной. Я тоже не понимаю.

Домой едем молча.

— Я все испортил? — спрашиваю, когда она, надев спортивные штаны, разминается перед йогой.

— Нет, с чего ты взял? Ты отвечал на вопросы, — не смотрит на меня. Спрашиваю, почему.

— Олег, у меня сердце сжимается. Мне до безумия жаль тебя. Что может быть страшнее, чем пережить смерть любимой женщины? А потом еще слышать ее голос…

— Я солгал. Я не слышал ее голос. Просто после такого ответа обычно любопытные прекращают спрашивать.

— Ты солгал? — пораженно смотрит на меня.

— Конечно. Мои галлюцинации были результатом слишком большой дозы нейролептиков в сочетании с успокоительными. Обычный бред, воплощение переваренной мозгом полученной за прошедшее время информации. Примерно то, что может присниться.