Я поднялась с кровати и пошла в душ. Трогая себя под струями горячей воды, вспоминала, что он делал вчера со мной… Боже, я бы ни одному другому мужчине не позволила подобного. Сгорела бы со стыда! Он так глубоко засовывал язык, он облизывал мои бедра, тысячи раз целовал… Посмотрела на себя в зеркало. А ведь это все я! Это я просила снова и снова ставить засосы на шее, на груди, на бедрах. На запястье у меня обнаружился целый браслет из его поцелуев. А он совершенно не удивлялся этим сумасшедшим желаниям, просто кидался на меня, как голодный тигр, целуя везде, где я только не попрошу.

Через полчаса я разбудила Олега, он отправился в душ, а я уже при макияже и с прической принялась готовить завтрак, думая о том, что мне нравится заботиться об этом мужчине.

Если у меня не было желания — я не готовила. Если он не хотел помогать мне убираться, — он не помогал. И никто ни на кого не обижался, никто ничего не требовал. Мы изначально понимали всю абсурдность наших отношений, поэтому старались сделать все, чтобы еще больше не усложнять их.

Пока Олег умывался, я вспомнила то, что подвигло меня вчера вечером пойти к нему и поговорить. Его дневники. Я не ожидала, что он так сильно расстроится из-за того, что я не ночевала дома.

«Мне кажется, что я не человек, а песочная фигура, которая медленно сохнет, рассыпается и раздувается ветром»

«Моя привязанность к ней пробивается даже сквозь стотонные глыбы безразличия ко всему миру, возведенные посредством нескольких лет непрерывного приема лекарств».

«Мне всегда нравилось смотреть на женщин. Даже когда я был в невменяемом состоянии в больнице, я предпочитал, чтобы за мной ухаживала медсестра, а не медбрат. Но я уже давно перестал надеяться, что смогу испытать столь сильные чувства. Мне хочется ободрать кожу со своих рук потому, что в этот момент я не чувствую ее прикосновений, но знаю, что чьи-то другие руки ласкают ее».

«Я успел забыть, как это больно, не иметь возможности обладать женщиной, которую отчаянно хочешь».

…

Ни на секунду я не сомневалась, что это он писал не только для того, чтобы я узнала, хоть и понимал, что я в любом случае прочитаю. Он всегда говорил то, о чем думает, как бы это не шокировало меня, особенно по началу.

Было видно, что Олег не знал, как себя вести, он нерешительно замер в дверях кухни, поглядывая на приготовленную дня него тарелку с кашей. Я оттянула воротник пижамы и показала следы его любви. Кажется, он еще больше смутился, убрал мокрые пряди с лица за уши, тогда я подошла и поцеловала его в губы, а он ответил на поцелуй.

Утро прошло по обычной программе, но, несмотря на это, на работу мы опоздали. Наверное, дело было в том, что Олег успевал потискать меня каждый раз, когда я проходила мимо, на что уходило больше времени, чем мы рассчитывали. Пока я была за рулем, он вел себя смирно, не мешая мне следить за дорогой, но как только мы зашли в лифт, снова обнял, резко прижимая к себе и, подобно страстным мужчинам из мексиканских сериалов, чувственно провел ладонями по моему телу, лаская бедра, талию, грудь, через высокий воротник целуя шею. Двери лифта открылись, и половина нашего проекта, ожидающая опаздывающую на утреннюю планерку директоршу, замерла, таращась на нас. У некоторых от удивления отпала челюсть. Олег опустил руки, а я поправила платье, он пошел вперед, но я успела окликнуть, выходя следом:

— Олег, подожди, — задержала его за рукав. Он повернул голову, ожидая чего угодно, но не легкого поцелуя в губы, — до вечера, — сказала я.

Он широко улыбнулся, кивнул, и пошел по коридору в сторону кабинета системных администраторов, где пару недель назад ему, наконец, поставили стол.

— Так, чего ждем? — обратилась я к ошалевшей толпе, — в зал переговоров, — и громко цокая каблуками, пошла по коридору впереди всех.

Планерку я вела намного жестче, чем обычно. Переполнявшая меня энергия бурлила, била через край. Хотелось прыгать, жестикулировать, призывать к активным действиям. Невыспавшийся народ, угрюмо смотрел на меня, мечтая вставить спички в глаза, подозревая, что их начальница сама недалека от получения диагноза. Я настолько бойко подбадривала коллег, что, забывшись, закатала рукава кофты, открывая всем вид на мое новое украшение, оставленное губами Олега. Разработчики и аналитики захихикали, но я, вместо того, чтобы покраснеть и опустить рукав, пощелкала у себя перед глазами, привлекая внимание:

— Смотрим на мое лицо, и думаем о работе, а не о моей личной жизни, в которой, кстати, все в полном порядке, — и продолжила тему планерки.

Мы занимались оральным сексом каждый вечер. Возможно, не всегда так долго, как в первый раз, но обязательно до нескольких моих оргазмов и одного его. Когда я сильно уставала в офисе, он начинал с массажа — теперь я раздевалась перед ним полностью, ему вообще нравилось, когда я ходила по дому или спала обнаженная. Он разминал мои мышцы, изредка надавливая на особый точки — нервные окончания, было жутко больно, но после этого неизменно становилось безумно хорошо. Затем он начинал целовать мою спину и плечи, мы покупали только съедобные масла для массажа.

В офисе Баль вел себя неизменно прилично, никогда меня не компрометировал, хотя, признаюсь, поначалу переживала, что с этим могут быть проблемы. Очень редко прикасался. Точнее, лишь в те минуты, когда я вызывала его помочь мне «привести в чувства» компьютер. Он становился позади моего стула, наклонялся, прижимаясь своей щекой к моей, покрывал своей ладонью мою, держащую мышку, и проверял, что именно моему компьютеру не нравится. Это было абсолютно не навязчиво и очень приятно.

Олег был уникален, ни один мужчина не удовлетворял меня так, как он, и я говорю сейчас не только о сексе, хотя и об этом тоже.