– Угу, – буркнул американец. – Вот что, парни, я хочу сказать. В свете последних происшествий давайте держаться все вместе. Попросим… Нет, потребуему святош, чтобы нас разместили как можно ближе друг ко другу, а лучше вообще в одной комнате. Ничего такого особенного я не боюсь, здесь как-никак монастырь, куда ход нечистой силе заказан. Но опасаться следует людей, а не нечисти.

– Опять мысли о происках конкурентов? – хихикнул повеселевший Монброн. – Однако ты прав, согласен. Давайте еще покушаем, я, когда нервничаю, могу быка слопать и не подавиться.

– Будешь так переедать, к сорока годам обзаведешься грудной жабой и непрестанной одышкой, – авторитетно сказал доктор Шпилер, глядя, как Робер наваливает себе новую порцию овощей. – Глянь на Ойгена, такой… э… крупный молодой человек, а едва поклевал. Ойген, почему не ешь?

– Не хочу, – хмуро сказал Ойген. – Вам доктор, не понять. Я почему-то боюсь приближения ночи. Оно, то, что во мне, начало просыпаться. Ворочается в голове. Чужие непонятные мысли, воспоминания урывками. Может, лекарство какое дадите?

– Перед сном, – кивнул Шпилер. – Главное, не беспокойся. Рядом с тобой друзья, если станет плохо – мы обязательно поможем.

– Можно я схожу в церковь? – стеснительно попросил Ойген. – Давно не был. И вообще, там лучше, чем… Чем снаружи.

Когда австриец, получив дозволение доктора, отбыл по направлению к храму, Тимоти лишь руками развел.

– А если он и впрямь рехнулся? Странный такой…

– Нет! – решительно хлопнул ладонью по столу мистер Роу. – Это не помешательство. Не знаю что, но не помешательство. Тим, как думаешь, каждый сумасшедший взрослеет за считанные часы почти на десятилетие?

– Доктор, расскажите о видах сумасшествия, – полушутя-полусерьезно предложил Тимоти. – Вдруг вспомнится похожий случай?

– О-о-о, это тема весьма обширная! – у Шпилера загорелись глаза. Похоже, врач искренне любил свое ремесло. – Случаи помешательства известны с древнейших времен…

Лекция внезапно прервалась. В трапезную бомбой влетел взбудораженный Ойген, так и не добравшийся до церкви, и бегом кинулся к столу.

– Они забирают наши ящики! Из фургонов! Давайте скорее!

Тут сорвались все. Пронеслись ураганом через двор, в сторону где стояли повозки. Ну, точно…

– И как прикажете понимать сей непринужденный грабеж? – Уолтер Роу встал перед четырьмя высокими монахами, монументально скрестив руки на груди. – Господа, разве церковь не учит, что покушаться на чужое добро – грех?

– Не возжелай осла ближнего своего, – глуповато сострил Монброн, выглядывая из-за плеча ученого. Тим и Ойген промолчали, доктор хмыкнул.

Святые братья как раз вынимали из фургона длинный деревянный ящик, в котором скрывались драгоценности Фафнира.

– Приказ его высокопреподобия и английского господина, – неприветливо ответил чернобородый монах, – перегрузить вещи в подвал под дормиторием. Спрашивайте у аббата, господа. Нам приказали.

– Ладно, – кивнул Роу. – Где покои отца Теодора?

– Уолтер, не беспокойся, все в порядке! – громыхнул баритон незаметно подошедшего лорда Вулси. – Мы решили пока спрятать вещи внизу, а заодно кое-что осмотреть. И приглашаем тебя, как специалиста-консультанта. Его высокопреподобие очень интересуется нашими… приобретениями. Жаждет взглянуть лично. Прочие могут идти отдыхать, предстоит скучнейшая научная дискуссия, ничего интересного. Рассмотрите вещицы утром, при свете дня.

– Вечно вам достается самое интересное. – проворчал обиженный Монброн. – Хорошо, делайте, как знаете. Тим, доктор, Ойген, пойдемте закончим ужин.

– Я – в церковь, – отрекся Реннер. – Беспокойно на душе.

– Иди-иди, – подтолкнул его в спину техасец. – Наши комнаты потом найдешь?

– Монахи покажут, – не оборачиваясь, буркнул Ойген и зашагал в сторону низкого квадратного храма с круглой башенкой, увенчанной черным крестом.

Приблизительно за два часа до полуночи глубокий, толстостенный подвал дормитория (освещенный, кстати, электрическими лампами Эдисона – неожиданное новшество для захолустного монастыря) превратился в эдакую пиратскую сокровищницу, какие обычно описывают в романах плохие беллетристы.

Длинные деревянные столы, две бочки с мутной водой, несколько опустошенных бутылей из-под молодого вина. В углу неопрятной кучей сброшены походные вещи господ концессионеров. Два исключительно угрюмых и суровых, постоянно молчащих монаха, вынимают из гробоподобных ящиков некие грязные предметы, затем полощут их в бочках, тщательно протирают смоченными в слабом уксусном растворе тряпочками и выкладывают на уже помянутые столы ровнехонькими рядами. Возле самих столов суетятся, восклицают и заламывают от восторга руки трое: аббат Теодор в неизменной черной сутане, выряженный в лучший сюртук лорд Вулси и Уолтер Роу, сбросивший пиджак и закатавший рукава рубахи выше локтя.