— Сентиментальная мазня! — едва сдержался Джик, но Сара все-таки обиделась.

— Может, я ничего не понимаю в искусстве, но мне просто нравится. Потом мы нашли еще одну работу с причудливой подписью: «Харли Ренбо». Большое полотно, покрытое лаком и без рамы.

— О! — сказал я тоном ценителя. — Ваша!

Он молча наклонил голову. Мы смотрели на работу, которую смотритель признал своей.

Явное следование Стаббзу. Удлиненные лошади вписаны в загадочно-унылый пейзаж. Приличная композиция, скверная анатомия, хорошее исполнение и нуль оригинальности.

— Чудесно, — сказал я. — Где вы рисовали?

— О… прямо здесь.

— По памяти? — восхитилась Сара. — Сколько умения!

Харли Ренбо, видя наш интерес, принес еще две свои картины. Они были не лучше первой, но одна из них намного меньше по размеру.

— Сколько стоит меньшая? — спросил я. Джик взглянул на меня, но промолчал.

Харли Ренбо назвал такую сумму, что я сразу затряс головой.

— Жаль, — вздохнул я. — Мне очень нравится ваша работа, но… Началась вежливая и нудная торговля. Однако, как водится, мы сошлись на цене более высокой, нежели хотел покупатель, но более низкой, чем надеялся продавец. Джик покорно достал свою кредитную карточку, и мы забрали трофей.

— Боже милостивый! — взорвался Джик, когда мы отошли на такое расстояние, что смотритель не мог нас слышать. — Ты еще в нашем колледже рисовал лучше! Зачем тебе понадобилась эта мерзость?

— Затем, — ответил я удовлетворенно, — что Харли Ренбо — копиист по натуре.

— Но ты купил не копию известного произведения, а его собственную картину! — Он ткнул пальцем в сверток, который я нес под мышкой.

— Это вроде отпечатков пальцев? — спросила Сара. — Чтобы найти другие его творения?

— О, у моей жены варит голова! — восхитился Джик. — Но эта картина — а он, кстати, еще ерепенился и не хотел сбавить цену, — она ни капельки не похожа ни на одного известного мне Маннинга.

— Потому что ты вообще избегаешь смотреть на изображения лошадей.

— Такой никчемной мазни я насмотрелся под самую завязку!

— А как насчет Рауля Милле? — спросил я.

— О Боже! Ты прав…

Мы шли по раскаленной улице, почти не ощушая жары.

— Не знаю, как вы, — вдруг выпалила Сара, — а я сейчас куплю себе бикини и остаток дня проведу в бассейне.

Мы все купили себе купальные принадлежности, досыта наплескались в воде и улеглись на полотенца сохнуть. В тенистом саду стояла тишина. Кроме нас, здесь больше никого не было.

— А что касается той картины с пони и двумя парнями… — обратился я к Саре.

— Она и вправду славная, — повторила она, защищаясь. — Мне она понравилась.

— …так это был Маннинг.

Она резко поднялась и села.

— Почему же ты не сказал мне об этом?

— Я ждал, пока это скажет наш друг Ренбо, но он почему-то промолчал.

— Настоящая или копия? — спросила она.

— Настоящая, — ответил Джик, щуря глаза от солнца, пробивавшегося через пальмовые листья.

— Она, — подтвердил я, — из старых работ. Тот серый пони долго жил у молодого Маннинга, художник десятки раз рисовал его. Он — тот самый пони, которого ты видела в Сиднее на полотне «Перед бурей».

— А вы оба так много знаете… — заметила она, вздыхая и снова ложась.

— А инженеры знают все про гайки и болты, — сказал Джик. — Здесь ленч дают?

Я взглянул на часы. Почти два.

— Пойду узнаю. — Я надел рубашку, натянул штаны на высохшие плавки и нырнул в прохладу вестибюля. Портье сказал, что ленча не бывает. Мы можем купить неподалеку еду на вынос и съесть все в саду.

Выпить? То же самое — купить бутылку на вынос. Автомат с мороженым и пластиковыми стаканчиками за дверью.

Выходя, я посмотрел на автомат. Рядом с ним висела аккуратная табличка: «Мы не купаемся в вашем туалете. Пожалуйста, не писайте в наш бассейн!» Я засмеялся, вернулся к Джику и Саре и объяснил им, как обстоят дела с питанием.

— Пойду, — сказал я. — Что вы хотите?

— Сам решай.

— А пить что будете?

— Чинзано, — заказала Сара, а Джик добавил:

— Только белое сухое.

Я поднял с полотенца ключ от номера и отправился за деньгами — поднялся по лестнице на два этажа и повернул на балкон.

По балкону мне навстречу шел мужчина моего возраста и сложения. И еще я услышал, как сзади кто-то поднимается по лестнице.

У меня не возникло никаких мыслей. Такие же обитатели мотеля. А кто бы еще?