– Я подойду попозже, – сказал я, приготовившись было к отступлению.

– Нет-нет, – сказала, вставая, леди Уайт. – Я знаю, что Мэри хотела поговорить с вами. – Она улыбнулась. Все ее тревоги отложились на лице морщинами, глаза ее сузились, словно от постоянной боли. – Она говорит, что вы очень помогли ей.

– Да ничего особенного, – замотал я головой.

– Она не так говорила.

Женщины улыбнулись друг другу, расцеловались и распрощались. Леди Уайт кивнула, еще раз неопределенно улыбнулась мне и пошла из бара. Я посмотрел ей вслед – худенькая, грустная леди старалась вести себя так, словно весь скаковой мир не знал о ее поражении. И все равно ей это не удавалось.

– Мы вместе учились в школе, – сказала Мэри Миллес. – В последний год там мы спали в одной спальне. Я очень привязана к ней.

– Вы знаете о… ну…

– О Дане ден Релган? Да, – кивнула она. – Не хотите ли выпить?

– Позвольте мне вас угостить.

Я принес джин с тоником для нее и кока-колу себе, и сел в кресло леди Уайт.

Бар сам по себе был приятным местечком – с бамбуковой мебелью, весь в зеленых и белых тонах. Здесь редко бывало много народу, и зачастую, как сегодня, он почти пустовал.

– Венди… Венди Уайт, – начала Мэри Миллес, – спрашивала меня, не думаю ли я, что шашни ее мужа с Даной ден Релган скоро кончатся. Но я не знаю. Не могу ей сказать. Как я могу сказать? Я ответила, что, конечно, скоро все кончится… – Она помолчала и, когда я не дал ответа, продолжила: – Как вы думаете, это прекратится?

– Нет, я не думаю.

Она мрачно поболтала лед в стакане.

– Венди сказала, что он уезжал с ней. Он взял ее на какую-то дружескую вечеринку до утра. Сказал Венди, что идет на охоту, а ей это кажется скучным. Она много лет не ездила с ним на охоту. Но на этой неделе он взял с собой Дану ден Релган, и Венди говорит, что, когда все пошли с ружьями охотиться, ее муж и Дана ден Релган остались в доме… Наверное, я не должна была вам все это рассказывать. Она слышала это все от кого-то, кто был на охоте. Не распространяйтесь о том, что я вам рассказала. Вы не будете рассказывать, да?

– Конечно, нет.

– Для Венди это все так ужасно, – сказала Мэри Миллес. – Она думала, что все давным-давно кончилось.

– Все кончилось? Я-то думал, только что началось.

Она вздохнула.

– Венди говорит, что ее муж рассыпался, как тонна кирпича, перед этой тварью Даной несколько месяцев назад, но затем эта дрянь исчезла со сцены и совсем не появлялась на скачках, и Венди подумала, что он уже не видится с ней. А теперь она снова у всех на глазах, и всем все видно. Венди говорит, что ее муж втюрился куда сильнее, чем когда-либо, да еще и гордится этим. Мне жаль Венди. Это все так ужасно. – Казалось, она по-настоящему сочувствует ей, но ее собственные проблемы были в любом случае куда серьезнее.

– А вы сами знакомы с Даной ден Релган? – спросил я.

– Нет. Думаю, Джордж ее знал. По крайней мере, в лицо. Он всех знал. Он говорил, что, когда прошлым летом был в Сен-Тропезе, он вроде бы как-то раз видел ее, но не знаю, серьезно ли он говорил, потому что смеялся.

Я отпил кока-колы и за разговором спросил ее, как ей с Джорджем понравился Сен-Тропез и часто ли они там бывали. Да, им там нравилось. Нет, только раз. Джордж, как обычно, большую часть времени не отрывался от камеры, но они с Мэри каждый день лежали на балконе и смотрели на море, и чудесно загорели…

– Как бы то ни было, – сказала она, – я не об этом хотела с вами поговорить. Я хотела поблагодарить вас за доброту и спросить о той выставке, которую вы предлагали… и как я могу получить деньги за эти фотографии. Поскольку… я знаю, это грязная тема… я буду нуждаться…

– Все нуждаются, – утешил ее я. – Но разве Джордж не оставил вам чего-нибудь вроде страхового полиса?

– Да. Кое-что оставил. И я получу деньги за дом, хотя, к несчастью, не полную стоимость. Но этого не хватит на жизнь при нынешней инфляции и всяких прочих сложностях.

– Но разве Джордж, – деликатно спросил я, – не имел… ну… никаких сбережений… на каком-нибудь отдельном банковском счете?

Дружелюбное выражение на ее лице сменилось подозрительностью.

– Вы спрашиваете меня о том же, что и полиция?

– Мэри… подумайте об этих ограблениях, о вашем лице и том поджоге.

– Нет! – взорвалась она. – Джордж не мог… я уже говорила вам. Разве вы мне не верите?

Я вздохнул и промолчал, и спросил, не знает ли она, к какому другу Джордж заходил выпить по дороге домой из Донкастера.

– Конечно. Но он не был ему другом. Они были едва знакомы. Его зовут Лэнс Киншип. Джордж позвонил мне утром из Донкастера, как часто делал, когда оставался там на ночь, и напомнил, что опоздает на полчаса или около того, поскольку звонит из дома этого человека, и что он едет домой. Этот Лэнс Киншип хотел, чтобы Джордж сделал для него какие-то фотографии. Он директор фильма или что-то в этом роде. Джордж говорил, что это гадкий, самовлюбленный, много о себе понимающий тип, но если ему польстить, то он хорошо заплатит. Это были почти последние слова, что он говорил мне. – Она глубоко вздохнула и попыталась сдержать слезы, что внезапно навернулись ей на глаза. – Извините… – Она всхлипнула и усилием воли взяла себя в руки, роясь в кармане в поисках платка.