Более чем откровенное признание. Улыбнувшись, я поправила тяжелые, источающие нежный аромат, бутоны и сообщила:

— Сейчас принесу салат.

— Я помогу, — вскочил с кресла Родион, но я покачала головой.

— Будет лучше, если ты откроешь вино, — и кивнула на бумажный фирменный пакет, из которого виднелось горлышко бутылки дорогого испанского вина, что принес с собой Родион.

Он безропотно повиновался. Мы сидели за столиком и, ведя неспешный разговор, потягивали вино. Оно было терпким, не очень сладким и кружило голову, а не било в нее сразу же, вышибая из осмысленного состояния, как шампанское. Не помню, как мы подошли к тому, что начали оценивать поступки и умственный уровень некоторых наших политиков, от которых разговор перешел на человеческие отношения.

— Я не сторонник объяснять себе и другим, поступки людей. Что я могу знать об их мотивах? Да и пойму ли я, собственно, этот мотив, — он поднял бокал, разглядывая вино на свет свечи. Насыщенно бордовое, оно, в глубине, играло золотистыми искрами. — И конечно же, был бы благодарен, если бы от подобного анализа избавили бы и меня, самого. Я ценю человека на столько, насколько он привлекателен лично для меня. Если между нами есть чувство приязни и симпатии, значит, мы сможем понять друг друга с полуоборота, и с ним у нас, соответственно, пойдет дело.

— Даже если у такого человека нет необходимых знаний, или желания выкладываться, работая на тебя? — спросила я, вообще-то, не придавая этому разговору никакого значения. Для меня важнее было слышать его глубокий голос, видеть выражение глаз, ощущать едва уловимый аромат дорогих сигарет, наблюдать за его движениями, когда он подливал в бокалы вино. О чем мы говорим? Зачем?

— Любого человека можно убедить работать с полной отдачей, показав ему его выгоду. Что касается знаний, то обучить сегодня не проблема. Особенно если это делать с терпением и любовью, — он выделил последнее слово особым тоном.

— Ты со мной согласна? — тихо спросил он, глядя мне в глаза.

Я молча улыбалась, не отводя взгляда от его лица.

— Вина? — Родион показал на мой пустой бокал.

Я кивнула. Он встал, прихватил бутылку, и обойдя стол, подошел ко мне. Присев на подлокотник моего кресла, плеснул вина в бокал, низко склоняясь ко мне и, казалось, заняв все пространство так, что мне стало трудно дышать. Я замерла с сильно бьющимся сердцем. Поставив бутылку, Родион обнял меня за плечо, и бережно коснувшись моего подбородка, поднял к себе мое лицо, приблизившись к нему. Я было вздрогнула от прикосновения его губ к моим глазам, но ведь именно так все и должно быть. Да, именно так, но опасный рубеж еще не пройден, мы еще только подходили к нему, и мне не следовало расслабляться.

Целуя меня, Родион гладил мои плечи, руки и когда коснулся груди, я заметно напряглась. Все в порядке, это лишь нормальная реакция женщины на мужское прикосновение. Я застыла, когда его пальцы чувственно погладили сосок поверх платья, но когда его ладонь забралась за его вырез и нетерпеливо сжала грудь, я вскочила и бросилась в противоположный угол комнаты, подальше от него. Возбужденный, ничего не понимающий Родион вскочил и шагнул, было, ко мне.

— Нет! — чуть не закричала я, шарахнувшись в сторону. Меня тошнило.

— Что? — его возбуждение прошло, уступив место недоумению и раздражению. — Что случилось? Прости меня, если я…

— Нет… нет… это вовсе не ты… — торопливо зашептала я, едва справляясь со своей дурнотой. Что я могла сказать? Как объяснить?

— Скажи, что произошло? Что я натворил? — настаивал Родион, слава богу, не делая больше попыток приблизиться ко мне. — Что происходит?

Что происходит? Происходит то, что я опять раздавлена и уничтожена.

— Прости, — прошептала я, проведя ладонью по влажному от холодного пота лбу, тяжело и часто дыша. Все было ужаснее, чем мне представлялось. Я не могла заставить себя посмотреть на него. Мне казалось, что выражение его лица станет для меня окончательным приговором, и прошептала: — Тебе лучше уйти…

— Нет, погоди… Все дело во мне? — ткнул он себя в грудь, кажется сильно удивившись подобному предположению. — Если так, то поверь, я не желал ничего такого… не желал оскорбить тебя. Мне казалось, что мы оба хотим одного и того же.

— Так и есть… но все не так просто… я не могу, — мямлила я, силясь собраться с мыслями и сказать хоть что-то вразумительное.

— Так, — Родион пригладил волосы. — Значит, мне уйти?

— Да… то есть… я не знаю… — я действительно не знала, хочу ли, чтобы он ушел или остался. Чего может хотеть человек, вновь обретший свой кошмар?

— Что ж, — вздохнул Родион. — Прости, что испортил тебе вечер.

Слишком уж спокойно произнес он это и, одернув пиджак, направился к двери. Я так и не двинулась, стоя вжавшись в стену, дрожа как побитая собака, виновато смотря ему вслед.