Почувствовав общее настроение, бомжиха приложила руку к груди и просяще произнесла:

— Простите, что я без очереди… мне бы только хлебушка…

— Всем хлебушка, — последовал быстрый и суровый ответ, я даже не успела понять, которая из женщин сказала это, но та, что стояла передо мной, вдруг завелась:

— Не пила бы, так и не побиралась. На вас на всех хлеба покупать никаких наших денег не хватит, — с какой-то радостью выплеснула она свое раздражение на подвернувшуюся попрошайку.

— Во-во, — поддержала ее другая. — Ты ей хлебушка, а она тут же за угол с мужиками водку жрать, да нашим хлебушком закусывать…

— Мы же еще ее кобелей должны кормить, а у нас дети…

— Куда смотрит администрация магазина? — шепнул мне Родион, брезгливо оглядывая попрошайку. — Тут, явно, попахивает антисанитарией.

Я осторожно принюхалась и оглядела бомжику внимательнее. Она не походила на опущенных, грязных, безликих существ, роющихся по помойкам. Ее лицо не было испитым, опухшим, а голос звучал чисто, без характерной для пьющего хрипотцы. По какой-то причине, она оказалась без работы, муж, наверняка, пьет и бьет, а на руках, наверное, еще и дети, из-за которых она бьется и держится из последних сил.

Отоварившаяся тетка, враждебно взглянув на нее, подхватила свои пакеты и молча, направилась к двери. Все, что надо она взяла, остальное ее не касалось.

— Говори какой тебе хлеб. Я куплю. Только побыстрей, видишь у меня очередь, — устало проговорил Сеня.

Его длинная челка, что вечно падала ему на глаза, на этот раз была убрана под ободок, открывая лицо.

— Да какой дадите, — с робкой надеждой повернулась к нему попрошайка.

— Не, ну интересно, кто его есть-то будет? Я что ли?

— Если можно то, белый, нарезной, — испуганно косясь на оторопевших баб, заикаясь попросила она.

— Вот, — Сеня выложил на прилавок батон белого хлеба, — тогда уж и булочку возьми, что ли. Какую будешь?

Тетка, что стояла передо мной, судорожно вздохнула, но не произнесла ни слова.

— С повидлом, — прошептала попрошайка и, прихватив булочку и хлеб, поклонилась Сене и очереди. — Дай вам всем бог здоровья.

— Что, собрался кормить всякий сброд? — сварливо начала выговаривать ему тетка, чья очередь подошла. — А им, вот увидишь, это быстро понравиться. Дождешься, что косяками к тебе пойдут.

— Что для вас? — холодно спросил ее Сеня.

Взяв свиную вырезку, хлеб и горох, она молча ушла, как и та, что стояла перед нами за пельменями на развес.

— Вам? — глянул на нас с Родионом Сеня.

— Будьте добры, милейший, хлеб, только свежий, — опередил меня Родион, не дав и рта раскрыть. — Ватные диски и сигареты «Кофе-крим», и сложите все это, будьте любезны, в пакет.

Я закусила губу. Зря Родион так разговаривал с Сеней, тот не потерпит, чтобы его низвели до уровня лавочника. Сеня быстро и послушно сложил покупки в пакетик.

— Желаете-с еще чего-нибудь? — с преувеличенно подобострастным поклоном протянул он пакетик Родиону.

В магазинчик с шумом и гвалтом ввалилась пара подростков и пристроилась за нами, увлеченно решая на что хватит их карманных денег, на «пепси», или чипсы.

— Нет, у меня все, — проговорил Родион таким тоном, словно закрывал совещание у себя в кабинете. Неужели всерьез принял кривлянье Сени за чистую монету?

Достав кожаный бумажник, Родион неторопливо вынул купюру и положил на прилавок.

— Сдачи не нужно, — небрежно бросил он.

Сеня, подобострастно склонив голову набок, следил за ним озорным взором. Подростки притихли, глядя во все глаза то на него, то на Родиона. Весь вид Родиона: его дорогие вещи, вальяжность, может, невольное высокомерие с которым он вел себя, все это являлось резким диссонансом всей обстановке магазинчика. Выглядело все так, словно какого нибудь аристократа, волею судьбы, вдруг занесло в убогую крестьянскую хижину. И Родион всячески старался подчеркнуть эту разницу, как и то, что он здесь случайно. Зацени!

Небрежно подхватив пальцем пакетик с хлебом и ватными дисками, Родион взял меня под руку и повел к выходу.

— Нет уж, вы извольте забрать свою сдачу, — донесся до нас голос Сени. — Мы не какие там нибудь… Мы ни-ни… доверием клиентов не злоупотребляем-с… Нам, знаете, чужого не надоть… — и пока он, сосредоточенно сдвинув брови и шевеля губами в показном усилии, отсчитывал на ладони мелочь, тинэйджеры, отвернувшись к витрине, давились от смеха.

— Вот… — Сеня с гордостью протянул ладонь с горстью монет, наверняка выгреб все мелочь из кассы, глядя на нас круглыми и невыразимо честными глазами. — Вот! Все до копеечки… и даже не сомневайтесь… мы честные, не какие там нибудь… можете пересчитать… да что бы мы… да ни-ни…