Шрифт:
На дорогу выбрался мужик с мешком на спине. Шагал деловито, целеустремленно. Андрей посоображал, как начать, спросил:
– Братец, что за усадьба такая ухоженная?
– Так, барин, известное дело, – крышито на флигелях уже весной перекрыли. Поместье отставного капитана Ильи Ильича Белобородова. Вы к их высокоблагородию будете?
– Нет, братец, мы художникипередвижники, – Андрей тряхнул рюкзаком. – Пейзажами балуемся в часы, свободные от государевой службы. Для души и моциона полезно.
Про моцион мужик, оказавшийся дворовым этого самого Белобородова, вполне понимал. Видимо, гуляли городские баре по здешним живописным холмам частенько. Посоветовал идти на Комаров холм, оттуда самый боголепный вид на Воробьиные горы. Между делом Андрей поинтересовался: не прибился ли кто за последний месяц в усадьбу? Мужик очень удивился. В усадьбе порядок истово блюдут, и кошке лишней не дозволят появиться.
Прошли мимо рощи, до усадьбы оставалось всего ничего, и мужик заторопился. Сказал, что ждут в поварской, и трусцой двинул вперед.
– Что будем делать? – спросил Андрей. – Вваливаться незваными и интересоваться, не у них ли поселилась злая училкагувернантка? Так, вероятно, не делается.
– А как делается? – поинтересовалась Мариэтта.
– Нужно подойти, сослаться на какогонибудь знакомого. Наплести чтото про чудесные пейзажи, модные вернисажи, князя N, барона С, вот потом…
– Потом спросить, не приблудилась ли сумасшедшая дура? – Мариэтта насмешливо выпятила губу.
– Действительно, Сергеич, что тут сложности городить? – сказал Генка. – Это ж не секретная информация. Тем более если Жиловна у них застряла, они нам ее вернут. Связанную. И еще на извозчика денежку отстегнут.
– Вы забываете, что Охлобыстина вернулась домой и собрала вещи. Следовательно, приют она нашла. И даже какието знакомства завела, если учитывать предполагаемое появление Транслятора. Может она здесь гувернанткой устроиться? Или сиделкойприживалкой? Читает вслух какиенибудь «Русские ведомости» хорошо поставленным голосом.
– Скорее, ее живодеркой возьмут, – убежденно сказала Мариэтта.
– Живодерки должны быть красивые, – мечтательно заметил Генка.
– Что вы за чушь здесь несете?! – возмутился Алексей Валентинович. – Смотрите, какой дом! Какой сад! Роща великолепная. Дворовые постройки. Сразу видно, истинно русская душа с любовью и рвением все это возводила. Чистота дворянской идеи, не испоганенной всякими революциями и бесовщинойраспутинщиной. Здесь нужно учтиво, сердечно…
– Может, вы им родственник? По дворянским корням? – ехидно спросила Мариэтта. – Или они с бывшими партийными дворянами знаться не захотят?
– Я из коммунистов вышел по зову сердца, – укоризненно заметил БеркутТомов. – Тебе этого не понять, поскольку…
– Завязывайте дискутировать, – приказал Андрей. – Нас встречать идут. Не иначе как мешочник донес про подозрительных художниковпередвижников.
Навстречу поспешно двигались ядреная девка в ярком сарафане и крепенький лысый мужичок.
– Ой, да что ж вы встали, господа художники?! Пожалуйте в дом. Барин уж самовар велел ставить. Просит честь оказать. Пожалуйте, пожалуйте… – говорливая девка кланялась в пояс, тряся толстой косой. Мужик тоже кивал и истово кланялся.
Андрею стало неудобно. Ему давно никто не кланялся.
– Надо идти, – прошептал Алексей Валентинович. – Иначе не полюдски. Обидятся.
Девка с мужиком двигались впереди, часто оглядываясь. Девка трещала чтото про пирожки с курятиной, про крыжовенное варенье и какойто «кяхтинский» чай.
– Я чай из натурального самовара сроду не пила, – хрипло уведомила коллег Мариэтта.
Просторный двор открылся, когда прошли короткую тополиную аллею. У дома торчал порядком полинявший гипсовый грифон. Дом, при ближайшем рассмотрении, оказался под стать древнему мифическому животному. Глухо лаяли запертые собаки. Во дворе гостей встречали уже трое, правда, не на парадных ступеньках, а у дверей левого флигеля. Бородач в чистой нарядной рубахе пробасил чтото про дорогих гостей. Миловидная девица смущенно улыбалась. Третья тетка… Андрей не сразу опознал в статной женщине искомый объект. Всетаки фото и видео не дают полноценного представления о человеке. Отставной завуч Охлобыстина оказалась довольнотаки интересной женщиной. Раньше впечатление портило выражение лица. Брезгливая гримаса педагога, раз и навсегда уверившегося в неблагодарности человечества. Нельзя сказать, что ныне Нина Ниловна выглядела счастливейшей из смертных, но ее вытянутое лицо выражало вполне объяснимое, хотя и сдержанное любопытство. Когда встретилась взглядом с Андреем, коротко кивнула: