Он взглянул на нее с удивлением, его честное лицо омрачилось, скорее из-за тона, нежели из-за слов. Миссис Гибсон, тем не менее, оказалась достаточно смелой, чтобы нанести первый удар и решилась продолжить, раз представилась возможность. Молли, возможно, была бы более уязвлена, если бы не заметила, как покраснела Синтия. Она ждала, что та заговорит, если понадобится, поскольку знала, что защиту Роджера, если в таковой возникнет необходимость, можно будет всецело возложить на готовое остроумие Синтии.

Он протянул руку за облетевшей кистью роз, что лежала на коленях Синтии.

– Во всяком случае, — ответил он, — мое беспокойство — если уж миссис Гибсон считает, что это причиняет мне беспокойство — будет возмещено с избытком, если мне отдадут это.

– Старые лампы на новые, — произнесла Синтия, улыбаясь и протягивая ему цветы. — Мне бы хотелось, чтобы букеты, которые вы приносили нам, можно было купить дешево.

– Вы забываете о бесполезной трате времени, что, я полагаю, мы должны включить в счет, — сказала ее мать. — Право слово, мистер Хэмли, нам придется запирать двери, если вы будете приходить так часто и так рано! Я регулярно после завтрака и до ланча занимаюсь собственными делами, и мне хочется, чтобы Синтия и Молли придерживались занятий полезным чтением и наукой, что так желательно для юных девушек их возраста, если они когда-нибудь надеются стать образованными, общительными женщинами. Но из-за ранних гостей совершенно невозможно придерживаться устоявшихся традиций.

Все это было произнесено тем приторным, притворным тоном, который последнее время Молли сравнивала с царапанием карандаша по грифельной доске. Роджер изменился в лице. Его красноватый румянец на мгновение побледнел, он стал серьезным и недовольным. В следующее мгновение привычная открытость выражения вернулась. Почему бы ему, спрашивал он себя, не поверить ей? Было слишком рано для визита, он мог прервать обычные занятия. Поэтому он произнес:

– Полагаю, я был очень беспечным… Я больше не приду так рано, но сегодня у меня есть извинения: мой брат рассказал мне, что вы задумывали отправиться посмотреть Херствуд, когда розы распустятся, а в этом году они распустились раньше обычного… Я заезжал посмотреть. Он говорил, что вы хотите провести там весь день, поехать до ланча…

– План был придуман с мистером Осборном Хэмли. Я не думала ехать без него! — холодно произнесла миссис Гибсон.

– Этим утром я получил от него письмо, в котором он упоминал о вашем желании, и он пишет, что боится, что не сможет вернуться домой, пока они цветут. Смею сказать, их не так много можно увидеть, но день такой прекрасный, и я подумал, что это замечательная возможность побывать на свежем воздухе.

– Благодарю вас. Как вы добры! И так любезно, что вы пожертвовали собственным желанием провести как можно больше времени с отцом.

– Я рад сообщить, что моему отцу сейчас стало намного лучше, чем зимой, и что он проводит много времени на воздухе, в полях. Он привык гулять один, а я… мы думаем, что возвращение к его прежним привычкам, раз уж он был вынужден так сделать, пойдет ему на пользу.

– А когда вы возвращаетесь в Кэмбридж?

Роджер немного поколебался, прежде чем ответить:

– Время еще неопределено. Возможно, вам известно, что теперь я член научного общества. Я едва ли знаю, каковы мои планы на будущее. Я подумываю скоро отправиться в Лондон.

– Ах! Лондон — подходящее место для молодого человека, — решительно сказала миссис Гибсон, словно она много размышляла над вопросом. — Если бы мы не были так заняты этим утром, я бы поддалась искушению сделать исключение для нашего обычного правила, еще одно исключение, поскольку ваши ранние визиты уже вынуждали нас делать их много раз. Возможно, мы снова увидим вас, прежде чем вы уедете?

– Конечно, я приеду, — ответил он, поднимаясь, чтобы уйти, но все еще держа осыпавшиеся розы в руке. Затем, обращаясь больше к Синтии, он добавил: — Мое пребывание в Лондоне не продлится дольше двух недель… я могу что-нибудь сделать для вас… или для вас? — он чуть повернулся к Молли.

– Нет, премного благодарна, — ответила Синтия очень приветливо, а затем, повинуясь какому-то внезапному порыву, она высунулась из окна и сорвала для него полураспустившиеся розы. — Вы заслуживаете этих цветов, выбросьте этот жалкий потрепанный букет.

Его глаза засветились, на щеках вспыхнул румянец. Он взял протянутые бутоны, но прежний букет не выбросил.

– Во всяком случае, я могу прийти после ланча, а послеполуденное время и вечера будут самым прекрасным временем дня в следующем месяце, — он сказал это и для Молли, и для Синтии, но в душе обращался к последней.

Миссис Гибсон притворилась, что не слышала того, что он сказал, но еще раз протянула ему безвольную руку.

– Полагаю, мы увидим вас по вашем возвращении. Прошу, передайте вашему брату, как мы ждем, что он снова нанесет нам визит.

Когда он вышел из комнаты, сердце Молли переполнилось. Она наблюдала за его лицом и читала его чувства: его разочарование от того, что они не согласились провести день в Херствуде, понимание, что его присутствие неприятно жене его старого друга, которое так медленно доходило до него — возможно, все эти вещи затронули Молли намного сильнее, чем его самого. Его выразительный взгляд, когда Синтия протянула ему розовые бутоны, указывал на прилив внезапной радости, заставивший его забыть о прошлых огорчениях.