– Должно быть это Роджер Хэмли! — воскликнула Синтия, ее глаза заблестели, а щеки порозовели.

– Он не старший сын. Вряд ли его можно назвать Хэмли из Хэмли! — заметила миссис Гибсон.

– Человек Холлингфорда — член научного общества, как я уже сказала.

– Тогда это мистер Роджер Хэмли, — сказала Синтия, — он уехал в Лондон по каким-то делам. Какая будет новость для Молли, когда она вернется домой!

– А какое Молли до этого дело? — спросила леди Харриет. — Она..? — и она взглянула в лицо миссис Гибсон, ища ответа. Миссис Гибсон в ответ посмотрела на Синтию очень выразительным взглядом, который та, тем не менее, не поняла.

– О, нет! Нисколько, — и миссис Гибсон слегка кивнула в сторону дочери, как бы говоря: "Если уж кто, то эта".

Леди Харриет начала посматривать на прелестную мисс Киркпатрик с возобновившимся интересом; ее брат так восхвалял этого молодого мистера Хэмли, что любой, связанный с Фениксом, был достоин наблюдения. Затем, как будто упоминание имени Молли снова всплыло в ее памяти, леди Харриет спросила: — А где сейчас Молли? Я бы хотела повидать свою маленькую воспитательницу. Я слышала, она очень выросла с тех пор.

– О! Когда она уходит посплетничать с мисс Браунинг, никогда не знаешь, когда она придет домой, — ответила миссис Гибсон.

– Мисс Браунинг? Ох, я так рада, что вы упомянули о них! Я очень их люблю. Пекси и Флэпси. Я могу их так называть в отсутствие Молли. Я пойду и навещу их до отъезда домой, а затем, возможно, увижусь с моей маленькой Молли. Вы знаете, Клэр, я почти полюбила эту девочку!

Поэтому миссис Гибсон несмотря на все ее предосторожности пришлось подчиниться тому, что леди Харриет покинула ее на полчаса раньше, чем планировала ранее, чтобы "опроститься" (как выразилась миссис Гибсон), навестив барышень Браунинг.

Но Молли ушла до того, как прибыла леди Харриет.

Испытывая раскаяние, Молли пошла длинной дорогой к ферме Холли, чтобы заказать тернослив. Она злилась из-за того, что мачеха отослала ее из дома под таким очевидным предлогом. С Синтией она не встретилась, поэтому пошла в одиночестве по прелестным тропинкам, с поросшими травой обочинами, и вдоль высоких живых изгородей, подстриженных отнюдь не в стиле современной агрономии. Поначалу ей было неловко спрашивать себя, как долго будет правильным не замечать маленькие домашние недостатки — заговоры и умолчания, которые господствовали в их доме с тех самых пор, как отец женился второй раз. Ей очень часто хотелось протестовать, но она не делала этого из желания избавить отца от разлада в семье. Она видела на его лице понимание, что некоторые поступки его жены не столь благородны, и знала, что это причиняет ему боль. Молли гадала, правильно ли хранить молчание. Из-за недостатка терпимости у девушки, из-за отсутствия у нее опыта, который бы научил ее преодолевать обстоятельства, из-за искушения, она часто была готова высказать мачехе веские истины о покое в доме. Но возможно, пример молчавшего отца, а часто некоторые крохи доброты со стороны миссис Гибсон (в хорошем расположении духа, она была очень добра к Молли) заставляли ее держать язык за зубами.

Тем же вечером за обедом миссис Гибсон пересказала свою беседу с леди Харриет, как всегда сильно ее приукрасив; она передала почти весь разговор, хотя и намекала, что большая часть сказанного была строго доверительной, и что она связана клятвой не повторять этого. Три слушателя внимали ей, не перебивая, на самом же деле они не слишком внимательно слушали, что говорила миссис Гибсон, пока она не дошла до факта присутствия лорда Холлингфорда в Лондоне и причин его пребывания.

– Роджер Хэмли отправляется в научную экспедицию! — воскликнул мистер Гибсон, внезапно оживая.

– Да. Во всяком случае, это еще не окончательно решено. Но так как лорд Холлингфорд — единственный распорядитель, который проявляет интерес… и является сыном лорда Камнора… это почти определенно.

– Думаю, я должен выразить свое мнение по этому поводу, — сказал мистер Гибсон. Он снова впал в молчание, тем не менее, с этого времени прислушиваясь к разговору.

– Как долго его не будет? — спросила Синтия. — Мы будем сильно по нему скучать.

Губы Молли сложились в подтверждающее "да", но не произнесли ни звука. В ее ушах раздавался звон, словно присутствующие продолжали разговор, но произносимые ими слова казались нечеткими и невнятными. Это были просто догадки, они не мешали самой большой новости. Остальным казалось, что Молли ест свой обед как обычно, и, если она молчит, то всего лишь слушает нескончаемый лепет миссис Гибсон и замечания мистера Гибсона и Синтии.

[1] Строка из стихотворения английского поэта Томаса Грея (1711–1771) "Нисхождение Одина". Предыдущая строка гласит: "И уста без сил смолкают".

[2] Mea culpa — с лат. "моя вина".

[3] Миссис Гибсон приписывает собственную "цитату" Лоренсу Стерну (1713–1768), английскому писателю 18 в. В Библии. Притчи, глава 27 есть похожее изречение: "Не покидай друга твоего и друга отца твоего, и дом брата твоего не входи в день несчастья твоего: лучше сосед вблизи, чем брат вдали".

[4] Лукулл, Луций Лициний — римский полководец и консул, прославился своим богатством, обозначил своим слугам шкалу увеселений для своих гостей, выбирая комнату, в которой те должны были обедать.

[5] Лорд Бриджуотер (1756–1829) оставил по завещанию 8 000 фунтов тому автору или авторам, которые могли бы написать и опубликовать 1000 экземпляров трактата "On the Power, Wisdom and Goodness of God, as manifested in the Creation" ("О силе, мудрости и благости Божией, о чем свидетельствует Творение").