– Кто это он? И что вы подразумеваете под «дружеским вниманием»?

– Мистер Киркпатрик, разумеется. Это письмо от него, и он хочет, чтобы Синтия поехала и навестила их, и ни слова ни обо мне, ни о вас, мой дорогой. Я уверена, мы сделали все возможное, чтобы его пребывание у нас было приятным, и ему следовало сначала пригласить нас.

– Так как у меня нет возможности поехать, мне это неважно.

– Но я могла бы поехать, во всяком случае, ему следовало оказать нам любезность: это всего лишь надлежащий знак уважения. К тому же так неблагодарно с его стороны, когда я намеренно отдала ему свою гардеробную!

– А я переодевался к ужину каждый день, пока он был здесь, если уж перечислять жертвы, на которые каждый из нас пошел ради него. Но, несмотря на это, я не ждал, что он пригласит меня к себе. Я буду только очень рад, если он снова приедет ко мне.

– Я склонна запретить Синтии ехать, — задумчиво произнесла миссис Гибсон.

– Я не могу ехать, мама, — краснея, сказала Синтия. — Все мои платья такие поношенные, а мою старую шляпку нужно переделать на летнюю.

– Но ты можешь купить новую. Я уверена, сейчас самое время купить тебе другое шелковое платье. Ты, должно быть, много отложила, я не помню, когда ты покупала себе новую одежду.

Синтия начала что-то говорить, но резко остановилась. Она продолжила намазывать масло на тост, но держала его в руке, не откусив ни кусочка. Не глядя ни на кого, спустя пару минут молчания, она снова заговорила:

– Я не могу ехать. Мне бы очень понравилась эта поездка, но я действительно не могу. Пожалуйста, мама, напиши ответ немедленно и откажись.

– Чепуха, дитя! Когда человек в положении мистера Киркпатрика предлагает свое расположение, не стоит отказываться, не предоставив основательных причин. С его стороны это так любезно!

– А что если тебе поехать вместо меня? — предположила Синтия.

– Нет, нет! Так не пойдет, — решительно возразил мистер Гибсон. — Ты не можешь передавать приглашение таким образом. На самом деле, Синтия, эта отговорка из-за одежды кажется очень банальной, если у тебя нет других причин для отказа.

– Это настоящая, истинная причина для меня, — сказала Синтия, взглянув на него. — Вы должны позволить мне судить себя самой. Не стоит ехать туда в потрепанной одежде, даже на Даути-стрит, насколько я помню, моя тетя очень привередлива в одежде. И теперь, когда Маргарет и Хелен уже выросли, и они так много выходят… пожалуйста, не говорите больше ничего об этом, я знаю, этого не стоит делать.

– Мне интересно, что ты сделала со всеми своими деньгами? — спросила миссис Гибсон. — Ты получаешь двадцать фунтов в год, благодаря мистеру Гибсону и мне. Я уверена, ты не потратила больше десяти.

– Мне не хватало многих вещей, когда я вернулась из Франции, — ответила Синтия тихим голосом, явно обеспокоенная всеми этими расспросами. — Прошу, давайте решим сразу. Я не поеду, и точка, — она встала и вышла из комнаты довольно внезапно.

– Я ничего не понимаю, — заметила миссис Гибсон. — А ты, Молли?

– Я тоже, я знаю, что ей не нравится тратить деньги на платья, и она очень экономна, — Молли сказала так много, а затем испугалась, что причинила сестре вред.

– Но тогда у нее где-то должны быть деньги. Я всегда полагала, что если у вас нет экстравагантных привычек и вы не живете свыше ваших доходов, то к концу года у вас должна лежать некая сумма. Разве я не часто так говорила, мистер Гибсон?

– Возможно.

– Что ж, тогда применим тот же самый довод в случае Синтии. И я спрашиваю, что стало с деньгами?

– Не могу сказать, — ответила Молли, видя, что к ней обращаются. — Она могла отдать их кому-нибудь, кто в них нуждается.

Мистер Гибсон отложил свою газету.

– Совершенно ясно, что у нее нет ни платья, ни денег, необходимых для поездки в Лондон, и что она не хочет, чтобы ее расспрашивали на эту тему. Ей нравятся тайны, я же их не выношу. Тем не менее, я считаю, что для нее желательно поддержать знакомство, дружбу, все равно, как это назвать, с семьей отца. И я охотно дам ей десять фунтов, и если этого недостаточно, что ж, либо вы должны помочь ей, либо она должна обойтись без лишних предметов одежды или чего-то другого.

– Вы никогда не были так добры, дорогой, вы щедрый человек, мистер Гибсон! — воскликнула его жена. — А ведь вы всего лишь отчим! А так добры к моей бедной девочке, выросшей без отца! Но, Молли, милая, думаю, ты признаешь, что тебе тоже очень повезло с мачехой. Разве не так, дорогая? А какие приятные беседы мы будем вести наедине, когда Синтия уедет в Лондон! Не уверена, лучше ли мы ладим с тобой, чем с ней, хотя она мое родное дитя. Как правильно говорит дорогой отец, в ней есть любовь к тайнам. И если я ненавижу что-то, то это малейшие утаивания или скрытность. Десять фунтов! Они вполне ее обеспечат, купим ей пару платьев, новую шляпку и я не знаю, что еще! Дорогой мистер Гибсон, как вы щедры!