– Я должна была трахать его, naturellement, и единожды уверившись, что ты узнала о его измене, я должна была отвести его к Грегору.

Она действительно хитро усмехалась, пока говорила. Мой гнев стал ледяным.

– Это все, Каннель?

– Oui.

Я повернулась Яну:

— Думаешь, она о чем-то умолчала?

Я встретила его такой же холодный взгляд:

— Нет, куколка, думаю, это все

Нож, скользкий от крови Каннель, был еще у меня в руке.

— Каннель, — ровно и четко проговорила я, — я сейчас тебя убью. Предупреждаю, чтобы у тебя была секунда помолиться или, если хочешь, поразмыслить. Ты соблазнила моего мужа с намерением подставить его под нож, а этого я простить не могу.

— Нет, Кэт, — сказала Гери.

Я ей не ответила.

Взгляд Каннель исполнился злого вызова.

— А Кости не твой муж. Ты жена Грегора.

— Схоластика. Ты теряешь время, примирись с Богом. Быстро.

— Я — человек, — прошипела она. — Я живу и дышу. Может, тебя и хватило, чтобы меня ранить, но не убить.

Я и это пропустила мимо ушей.

— Мари за свою роль получила свободу, а тебе Грегор что обещал? Обратить тебя?

Еще один злобный взгляд.

— Oui. Это плата за годы службы.

— Ты поставила не на ту лошадку, — сказала я. — Если бы ты рассказала Кости о том, что случилось, он бы сам тебя обратил. Он почитает такой путь. Вместо этого, ты попыталась его убить. Ты не будешь вампиром, Каннель, но умереть, как вампиру я тебе позволю.

Она встала передо мной:

— Не посмеешь. Грегор тебя убьет.

Она посмотрела вниз. Серебряный нож торчал в ее груди. Он еще вибрировал несколько мгновений от последних сокращений сердца. Каннель изумленно взглянула на дрожащую рукоять, потом ее глаза остекленели и колени подогнулись.

Я стояла над ней, чувствуя, как меня поглощает тот же ужасный холод.

— Может, Грегор меня за это и убьет, Каннель. Я готова рискнуть.

***

Я не торопясь принимала душ, но льющаяся на меня горячая вода не смогла меня согреть. Тем не менее, она смыла прочь кровь, а это уже что-то. Наконец, я выключила его и схватила полотенце. Больше тянуть нельзя. Были вещи, которые я должна была сделать, хотелось мне того или нет.

Раздевалка была пуста. Гери оставила мне кое-какую одежду, несмотря на то, что она определенно разочаровалась в моих действиях. Все же, у нее не было выхода, так как Дон просто поднял бровь и сказал, что это было не гражданское дело. Если Гери останется на этой работе достаточно долго, то со временем потеряет чувство правильного и неправильного, это было не обязательно хорошей вещью, но это факт, все одинаково.

Пожертвованной Гери одеждой оказалось желтое платье до пят с пурпурными цветами, оно выглядело весенним и веселым. Я чувствовала себя озимевшей и подавленной. Казалось, что прошли месяцы с тех пор, как я надевала свою одежду. Я не узнаю свои собственные трусики, если они только не укусят меня за задницу.

Она также оставила свои туалетные принадлежности, догадываюсь, что это был намек. Я воспользовалась зубной щеткой и пастой, хотя меня не волновало, оскорбиться ли Грегор моим дыханием. Косметикой я особо себя не утруждала, воспользовавшись лишь помадой, потому что мои губы на ощупь были словно наждачная бумага. Затем я посмотрела в зеркало. Теперь, когда я была чистой, я выглядела больше похожей на смерть согретую, вместо холодной, угрюмой смерти.

Лицо Каннель продолжало вспыхивать у меня в голове. Холодная, угрюмая смерть. Вот, что я ей подарила.

В дверь постучали:

– Могу я войти?

Гери. Я кивнула:

– Конечно.

Она вошла в раздевалку и, глядя на нее, было видно, что она все еще огорчена мной.

– Прежде, чем ты что- либо скажешь,- начала я,- ты должна знать...