Шрифт:
— Ва, муравей, какая у тебя большая голова, хоть сам ты и маленький!
— Голова бывает большая, если много ума.
— А почему у тебя такая тонкая талия?
— Талия бывает тонкой у благородного человека!
— А отчего твой зад такой толстый?
— Благородный человек не станет говорить о том, что ниже пояса, — ответил муравей.»
Давайте вдруг на минуту представим, что по какому-нибудь общественному уговору — хотя бы не на целый год, именуемый «Годом русского языка», а только на один день — штатных наших юмористов вежливо попросили бы не говорить о том, что «ниже пояса». Постараться хоть на денёк об этом забыть…
И вот вы нажимаете одну кнопку, другую… четвертую… шестую, а на экране — сплошная темь!
Но не прольётся ли в этот день над городами и весями нашего Отечества удивительный, ещё небывалый свет?!
«МУХАДЖИРЫ» РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ
Есть такие люди, пока, слава Богу, — есть. Подполковник медицинской службы в отставке, бывший хирург. Истый книгочей, настоящий библиофил, и правда что — «ходячая энциклопедия». И — отчаянный меломан, сам с хорошим голосом. Ещё недавно был заведующим отделением в майкопском военном госпитале, а вечерами пел под «Русскую удаль», под уникальный, это и в самом деле так, оркестр русских народных инструментов. Потому-то, когда ему исполнилось семьдесят пять, главный дирижер «Русской удали» Анатолий Шипитько решил посвятить Ивану Тихоновичу Болдыреву концерт, в котором тот должен был солировать… Эх, как Иван Тихонович со всеми своими многочисленными наградами, во всей нестареющей воинской красе, с мощным своим, так и не покинувшим его, не ослабевшим басом, прошелся потом, оренбургский казак, «вдоль по Питерской»! Как погулял по залу вместе с «двенадцатью разбойниками» и атаманом их Кудеяром, который у всех на глазах превратился в смиренного монаха Питирима!
Общительный и благожелательный нрав сделал Ивана Тихоновича добровольным «культоргом», не только обзванивающим своих многочисленных подопечных перед приездом какого-нибудь знаменитого артиста, которого наконец-таки удалось Анатолию Шипитько залучить в Майкоп, но и рассказывающим потом дорогие сердцам понимающей публики подробности… Он ведь, Болдырев, первым приходит в филармонию перед концертом и уходит последним, деликатно пропуская впереди себя редкого, дорогого гостя…
Кабы не кончалось на нашей Руси такое почти жертвенное самоотвержение!
Иван Тихонович и нашел меня по телефону несколько месяцев назад: мол, бесконечно виноват перед вами, но, Бог свидетель, не мог перед этим дозвониться!.. Да что такое, спрашиваю?.. Уверен, говорит, что вы тоже пошли бы к Анатоль Васильичу на репетицию: из Нальчика приезжали два певца с великолепными оперными голосами, давно, мол, таких не приходилось слышать. И, знаете, что они поют?.. Русские народные песни! И как поют, как!.. Для всех это будет самый настоящий, большой праздник. Кто, конечно, придёт потом на концерт… Анатоль Васильич засел за ноты, чтобы самому получше к ним приспособиться и им дело облегчить. Репетирует пока без них, первый концерт потом в Нальчике, затем у нас, но дата уже известна: можете своих друзей приглашать! Пусть подумают. Понимаю, как трудно нас раскачать, все своими делами заняты. Но пропустить это просто нельзя — ну, никак! Так вот, чтобы мы с вами не были потом виноваты…
И в который раз начинаются одни и те же страдания:
— Не хочешь увидеться на концерте «Русской удали»? — звонишь.
— Так ведь там же не так давно и встречались!
— Ты, братец, как тот милиционер, которому дарят книгу… Спасибо, говорит, у меня одна уже есть!
— Ну, сравнил, ну, — спасибо!
— А разве не так?
И долго говоришь о вещах очевидных, как бы азбучных, о которых интеллигентному человеку и говорить-то стыдно: концерт концерту рознь, дело известное. Что-то прошло в тот раз на высшем уровне, а что-то получилось не очень, мало ли!.. К тому же теперь с «Русской удалью» будут кабардинцы.
— Да этих кабардинцев в Майкопе!.. Вчера только с одним разговаривал.
— Оперные голоса, ты слышишь? Оба окончили московскую консерваторию. С отличием. Но в Нальчике-то с эти не разгуляешься, с оперой. А русские народные песни там у них — на ура…
— На бис, ты хочешь сказать?
Ведь понимает, а? Как раньше говаривали: грамотный! Но уговорить так и не удаётся. Ни одного, ни другого, ни третьего… да что же это?
Тоже кое-что понимаю: прописан в Москве, но больше пока, спаси, Господи, езжу, где только не бываю. Недаром же здешняя журналистка Валерия Ломешина однажды мне как приклеила: география, мол, его творчества — Северный Кавказ-Москва-Западная Сибирь — напоминает анэ: адыгейский столик-трёхножку… Ещё и самого себя начать цитировать, что ли?
Пошучиваю, думал. А ведь, и в самом деле, придётся!
Потому что как бы заново обнаружил: в вышедшей в 2006 году в Майкопе книге «Газыри» три рассказа — три «газыря», значит, — посвящены «Русской удали».
Вот самый короткий из них: «Уроки Грузии».
«Нынче, правда, об уроках Грузии, преподанных ею столько лет, словно щитом, прикрывавшей её России можно долго рассказывать.
Но мы о добрых уроках.
Полистал сейчас свой сборничек „Голубиная связь“, быстренько пробежал рассказец „Короли цепей“… нету там! Что делать? Годы идут, написанного все больше, и уже не всегда помнишь, где о чем написал. Помню, что писал, — это точно, но вот где?
И тут так.
А искал я сюжетец с грузинскими борцами, возвратившимися домой: с победой, естественно… Встречают такого в аэропорту, и первым делом к нему, какому-нибудь заслуженному-перезаслуженному, подходит личность, известная лишь в Тбилиси: таксист Леван или официант Котэ… Подходит и прямо тут же, на взлётной полосе, укладывает героя дня на лопатки: чтобы не возомнил, будто он — и в самом деле, лучший борец… вон таких сколько в Тбилиси! А по всей Грузии?!
Постоянно возвращаюсь мысленно к этому обычаю: очень нужный, очень справедливый обычай.