— Только мне известен код к этому сейфу. И его из меня не выбьешь. Так что вот они, твои денежки Инксвитч.

Она стояла, расставив ноги, бесстыжая. Потом показала мне руку. В ней был стодолларовый банкнот.

— Этим, — сказала мисс Щипли, — ты оплатишь свой проезд на такси домой. И этого же тебе хватит на такси, чтобы возвратиться сюда завтра вечером.

Она с презрением уронила на меня банкнот.

— И, возможно, — пообещала она, — что завтра вечером я сжалюсь над тобой и подкину тебе по больше твоих же деньжат.

Я с ужасом глядел на это чудовище!

— Теперь обещай, что ты не поднимешь шума, если я сейчас отпущу тебя на волю.

Мне хотелось ее убить, и она это видела.

— Вон в том углу комнаты находится банковская видеокамера, — предупредила она. — Так что не забивай свою голову мыслями об убийстве. Обещаешь?

Что я мог поделать? Пришлось пообещать.

Мисс Щипли сняла с меня ручные и ножные браслеты. Когда я поднимался, страдая от боли, она подкинула мне одежду.

Я оделся. Взял сотенную купюру.

— И вот еще что, — сказала эта свирепая (…). — Если ты еще раз приблизишься к тринадцатому окошку, я просто возьму и выстрелю в тебя из автомата, что у меня под стойкой, и скажу, что он разрядился случайно. Единственное место, где ты получишь какие-либо деньги, Инксвитч, это здесь.

Она открыла входную дверь и чугунную решетку и стояла на ледяном сквозняке, голая, тонкогубая, говоря мне на прощание:

— В первый раз, когда ты подошел к моему окошку, Инксвитч, я велела тебе проваливать. Не думала, что ты настырный. Но благодаря курсам психиатрического регулирования рождаемости все мужики вокруг в последнее время превратились в «голубых», чтобы помочь сократить население земного шара. А мне не хочется, чтобы у милой парочки «голубых» испортились отношения. Но ты, Инксвитч, все же лучше, чем ничего. Хоть и ненамного. Поэтому жду тебя здесь завтра вечером. Это ведь лучше, чем целых три года в федеральной тюряге. Там бы тебя прикончили гомики. Не опаздывай.

Я бы дал ей пощечину, да вот только слишком болели пальцы.

Шатаясь, я выбрался на улицу, в холодную, безрадостную ночь.

Но каким бы смутным ни было мое сознание, надежда меня не покидала. В следующий раз, когда увижусь с этой (…), говорил я себе, я убью ее.

Я пробудился во враждебном мне мире. В моем номере в гостиничной надстройке уже сделали ремонт. В вестибюле не было моего багажа, значит, следовало предположить, что Ютанк оплатила счет за нанесенный отелю ущерб.

Живущий при отеле врач со своими полуночными: «ц-ц-ц, мы не должны давать волю нашим пальцам» — подлатал мои руки.

Декабрьское солнце струило свои лучи сквозь стекла закрытых дверей, выходящих на зимнюю террасу. Этот свет раздражал мне глаза.

Стараясь, насколько возможно, я заправил постель забинтованными и разбухшими от ваты руками. Синяки еще не перешли в голубовато-желтую гамму, что с ними — насколько я знал, непременно случится. Я чувствовал себя так, будто меня по ошибке приняли за участок асфальта и проехались по мне паровым катком. Это ощущение подтверждалось каждый раз, как только я делал попытку двигаться.

Но офицер Аппарата сделан из крепкого материала. У меня еще имелась пара пистолетов. Это были дуэльные пистолеты для черного пороха — дуэльная пара. Как-то раз я приобрел их по дешевке, полагая, что это оригиналы. Но они оказались просто копиями, сделанными в нынешние времена по образцу 1810 года. Это были кремневые пистолеты с девятидюймовыми стволами пятидесятого калибра. Такой полудюймовой пулей можно было бы раскроить тело почти напополам. Неуклюже, поскольку мешали бинты, я взвел и спустил курки. Вполне удовлетворительные искры! Порох и пули хранились в футляре.

Хрипя от боли, я зарядил их так, что хватило бы убить слона. Покончив с этим делом, я перешел на менее важные.

Кое-как помылся под душем — постарался, как мог. Каждая капля воды наносила мне едва ли не смертельное увечье. Намокли мои повязки. Пришлось их сушить, сунув руки в камин и держа их над пламенем. Мне повезло: бинты загорелись всего лишь два раза.

Постанывая от боли в руке, что держала телефонную трубку, я заказал себе завтрак.

Ну и с ним, разумеется, принесли эту (…) утреннюю газету.

Мазохизму неведомы никакие границы.

Я развернул газету и тут же нашел, что искал, на первой странице:

«ВУНДЕРКИНД. СУДЕБНЫЙ ТРИУМФ

В захватывающей судебной схватке с МИК Вундеркинд одержал победу.

Сегодня «Отвертини, Надувало и Сожрэ» заявили, что в деле «Уистер против Массачусетского института катастрофоведения» достигнуто быстрое внесудебное соглашение на сумму, хранимую пока в секрете.