Но своей игрой я обманул не ее, а самого себя. Потому что пришло время, и я поверил в свое чувство. Ненависть нельзя разыграть, а любовь можно. Правда, ненадолго. Как это ни нелепо, но любовь, которую я разыграл, оказалась самой искренней в моей жизни.

В любовных отношениях мужчины и женщины часто бывает, что вначале им хорошо, а потом плохо. В некоторых случаях говорят: «Живем помаленьку». Живем помаленьку, ну и ладно, и не хорошо, и не плохо. У нас было не так. Вместо того чтобы уживаться со мной, она предпочла уйти от меня. Ей стало мало моих намерений, стремлений, желаний выдавать игру за настоящее чувство. Как писал Байрон: «Когда к женщине приходит первая любовь, она любит своего любовника, а во всех остальных она любит свою любовь». Моя настоящая любовь не спешила прийти ко мне. А она вручала свою жизнь в мои руки. Я испугался, что не выдержу этого, на меня ложилась слишком большая ответственность. Поручиться за жизнь другого человека, вобрать его в себя значило взвалить на себя тяжкий груз, возможно, эта ноша казалась мне непосильной. Я должен был принять ее всю целиком – с ее снами, страхами, желаниями, образом мыслей, ценностями, проявлениями любви, привычками в постели, манерой разговаривать. Даже с ее распорядком дня на работе. Ее будильник по утрам звонил раньше, чем мой.

Но теперь, когда я переменился и многое переосмыслил, я хочу, чтобы она была здесь, рядом со мной. Я поэтому и позвонил ей, вдруг я еще не безнадежно опоздал к отходящему поезду. Со мной такое бывает в метро, когда я спускаюсь по лестнице и, услышав звук приближающегося поезда, пускаюсь бежать вниз, думая, что он идет в моем направлении, но, как правило, ошибаюсь; поезд, оказывается, отправляется в обратную сторону. Но кто знает, вдруг последний вагон, в который она вошла, еще не отошел и стоит у перрона с открытыми дверями.

Прошло уже два года, а я все еще ищу ее и думаю о ней. Что я потерял без нее? Прежде всего, я лишился будущего. В том смысле, что мне не хватает того, что я еще не знаю и что хотел бы открыть вместе с ней. Мне недостает всего того, что мы могли бы пережить вместе с ней.

Я не ощущаю больше спиной прикосновения ее груди и тепла ее тела, когда по утрам, потянувшись к будильнику, она прижималась ко мне. Я, увы, не могу больше подойти к ней сзади и обхватить ее, крепко сжимая руками ее груди. По утрам сплетение наших рук и ног было моим лучшим транквилизатором. У меня не осталось больше утренней близости сразу же после пробуждения, поцелуев ее нераскрытых губ, запаха ее кожи. Я тоскую по вечерам в постели, когда она писала пальцем на моей спине свои признания в любви, а я должен был угадать ее слова. В полусне мне не хватает ощущения ее легких прикосновений. Это не жар горячих объятий, а нечто другое, это почти неосязаемое касание ее теплого тела. Возможность прильнуть к ней и испытать счастье от того, что она здесь, рядом, у тебя под боком. Мне хочется вновь пережить те мгновения, когда она, прижав два пальца к моему запястью, нащупывала пульс, проверяла мое сердцебиение и ласково успокаивала меня. Возвращаясь домой, я хочу видеть ее у себя и чувствовать запах еды, которую она готовит для меня.

Даже теперь, по вечерам, я иногда составляю списки того, чего мне не хватает в моей жизни, что в ней изменилось, и что я потерял. Мне от этого становится больно, но потом я начинаю ощущать ее присутствие рядом с собой. И с того самого дня, как она бросила меня по моей же вине, а не из-за того, что уже разлюбила, я читаю и перечитываю строку из любовных элегий Овидия и думаю, что такие люди, как я, существуют вечно. «Так, не в силах я жить ни с тобой, ни в разлуке с тобою».

Если бы Никола был приятелем Овидия, то услышав эту строку, он бы послал его куда подальше.

Я много работал и старался как можно меньше тратить. Деньги я приносил домой, но мой отец каждый раз говорил, что ему ничего не надо. Правда, потом забирал их.

Уже давно наше общение свелось к одним приветствиям. Мы их даже не произносили, достаточно было кивнуть головой. Я тогда держался очень сухо, стал совсем замкнутым. Свое общение с ним я, можно сказать, сдал в архив. Так мы и жили: время от времени мы делали какие-то движения, попытки к сближению, но рана еще не затянулась. Приходилось ждать, когда время сделает свое дело. Нам, видно, хотелось подольше помучиться, в этом мы с ними не разочаровали друг друга.

Однажды в конце обеденного перерыва, который я провел в качалке, тягая железо, я зашел в бар спортзала и заказал себе салат и куриную грудку с рисом и пармезаном. Я старательно подражал тем, кто качался на полном серьезе. Моя дружба со штангой продолжалась недолго, хотя в тот период, толкая железо, я выкладывался полностью. Я уже пил свою фанту, когда ко мне обратился мужчина, сидевший сбоку от меня за соседним столиком:

– А ты знаешь историю появления фанты? Вопрос мне показался странным, тем более задал его незнакомый мне человек.

– Нет, не знаю.

– Ее придумал Макс Кайт, спасая рынок сбыта в Германии, когда во время Второй мировой войны фирма «Кока-Кола», как американское предприятие, лишилась права продавать свои напитки на немецкой территории. На бутылке нигде не было указано, что это продукция все той же «Кока-Колы», поэтому фанта свободно продавалась в Германии. А знаешь, почему ее назвали фантой?

– Не имею ни малейшего представления.

– Ее название происходит от слова фантазия, изобретатель напитка считал, что только человек с богатым воображением может почувствовать вкус апельсина в странной бурде, для приготовления которой использовались отходы от производства мармелада и побочные продукты сыроварения.

Моего нового знакомого звали Энрико. Мы с ним разговорились и вместе закончили обед. С того самого дня мы стали друзьями. Он знал все обо всем. Его знания простирались от основ геополитики, архитектуры, искусства, литературы до истории фанты или объяснений, почему у моркови ярко-оранжевой цвет. О многом из того, о чем он рассказывал, я не знал раньше. Например я не знал, что знакомая нам всем окраска корнеплодов моркови не является ее естественным цветом, а была выведена человеком. На самом деле голландцы вывели новый сорт оранжевой моркови в честь правящего Оранского дома, чей династический цвет – оранжевый.