Шрифт:
— Рационально. Хм. Энгер раз ты такой логичный и, как я понял, догадливый, ты должен понимать, что будет с тобой, если я обнаружу свою госпожу не такой, какой оставил сегодня.
— Я буду защищать ее ценой собственной жизни, и ты это знаешь.
— Твоя жизнь, Энгер, безусловно, ценна, но, увы, не настолько, чтобы приравнивать ее цену к жизни Михаэль. Ты будешь оберегать ее как весь свой мир. Пойми, она — твой путь к свободе и к твоей женщине. Ты обязан сохранить ее.
Ворон напряженно смотрел на своего друга, в черных глазах проглядывало беспокойство. — Друг, я так понимаю ты в большой беде.
— О чем ты? — Не понял Дэймос.
— О том. О том, что ты, похоже, запал на нашу госпожу. Причем конкретно. Боишься нарушить ее сон, рвешь и мечешь от осознания, что ее похитили какие-то самоубийцы, бесишься из-за того, что именно я остаюсь рядом с ней… да ты меня придушить готов, кажется. — Ворон подошел к Дэймосу, понизив свой голос до тихого говора. — Ты вообще в своем уме, друг мой? Я пошел за тобой лишь потому, что надеялся получить свободу. А ты теперь…
— Кто сказал, что я отказываюсь от своих слов?
— Но как ты будешь строить заговор против нее? Ты сможешь лгать ей? Я, например, не могу врать Белле, а мне кажется, что у тебя там все серьезнее, чем хотелось бы.
— Я не буду говорить ей. — Ответил коротко Дэймос, отворачиваясь.
— Да? И как долго?
— Когда все свершиться, она сама все узнает.
— В таком случае, с твоей стороны будет благородно убить ее. — Проговорил Ворон, а в следующую секунду почувствовал на своей шее сжимающуюся руку Дракона.
— Я тебе уже говорил об этом. Она не умрет. — Прорычал мужчина.
— Ты чем думаешь? — Прохрипел Ворон. — Ты будешь предателем в ее глазах. Неужели ты думаешь, что такое прощают?
Кажется, Дэймос уже задумывался над этим не раз. И каждый раз он стремительно отгонял подобные мысли, как только те возникали. Однако теперь, когда об этом сказал Энгер, когда этот пугающий факт вновь всплыл перед ним…
Дракон опустил свою руку, быстро разворачиваясь и скрываясь в коридоре, оставляя задыхающегося Энгера за своей спиной. Но Ворон понимал, сейчас другу больше всего нужна кровь. Чужая. Ему необходима война, которая с жадностью примет его ярость и боль.
Михаэль медленно просыпалась, нежась в своей постели. Сладкое чувство томления и удовлетворения лениво покидали ее тело, пока сама девушка, слабо улыбаясь, вспоминала неправдоподобную нежность мужчины и его изумительные умелые ласки.
А в этот самый момент войска империи Эливиар, выстраивались командующими на равнине для боя, который, как они верили, всенепременно войдет в историю, как их величайший триумф.
Взволнованные солдаты осторожно перетаптывались, стискивая оружие в руках и следя за тем, как главнокомандующие совещаются и суетятся.
Молодой император смотрел вдаль, на горизонт, откуда должен был появиться его враг. Первый в его жизни. Визирис впервые вел свой народ на войну. Теорию он знал на отлично. Но сейчас даже он понимал, что в реальности все будет иначе, куда сложнее, чем в книгах и на тренировках.
Именно поэтому в данный момент он рассчитывал на поддержку и помощь более опытных командиров и на мудрость своих советников.
Да, он император для всех этих людей, которые сейчас огромной, облаченной в блестящую амуницию толпой покрывают равнину за его спиной. Но ведь на самом деле, он был обычным человеком. Просто парнем, совсем молодым мужчиной, на которого свалилось так много обязанностей после смерти его венценосного отца.
Естественно, он боялся. В этот самый момент ему было по-настоящему страшно. Страшно сделать ошибку, страшно подвести своих людей, страшно умереть и увидеть смерть. Но, без этого никак. На таких мероприятиях эта старуха — главная гостья.
24 глава
Ночь глянцевой чернотой разливалась на востоке, прогоняя раскаленное солнце за горизонт. Холодное спокойное дыхание морского бриза скользило по воде, забираясь на отполированные волнами прибрежные скалы и стены дозорных башен.
Напряженная атмосфера ожидания, словно замерзшее, медлительное время и эта угрюмая темнота сочетались, являя собой довольно мрачную картину. Картину предчувствия неизбежной катастрофы.
Но, очевидно, так казалось только ей, поэтому, когда Миша слушала отчет дозорных на стене, те поглядывали на генерала с недоумением и очевидным опасением… за ее душевное и умственное состояние.
Сейчас девушка сидела на краю смотровой башни, свесив ноги вниз, и осматривала в бинокль окрестности. На некоторых башнях уже зажгли огни, отражения которых теперь расплывчатыми пятнами бегали по рябой глади моря. Там же, внизу, по приказу генерала топили старые суда, дабы враг не смог подойти к стене достаточно близко для штурма.