Амелино упустил из виду эту гипотезу: возможно, что открытые имена были двойными и употреблялись вместе с именами, уже известными из царских списков; для этого достаточно было допустить, что с архаических времен фараоны носили «имя Хора», отличное от «имени царского» [105] . Тогда объяснилось бы, почему царские имена, найденные в Абидосе, не встречаются в официальных списках: последние приводят «царские имена», памятники же до сих пор дают лишь «имена Хора». Мы знаем теперь, что это предположение подтвердилось: по обломкам сосудов, найденных самим Амелино или другими, обнаружилось, что для нескольких царей употреблялось два имени, обозначающие одного и того же фараона, что позволило согласовать данные списков и Манефона со свидетельством памятников.

Тем не менее, в 1896 г. Амелино оставался еще при своем мнении; несмотря на то что Манефон указал на происхождение царей двух первых династий из Тиниса, тот, кто открыл их могилы, не хотел допустить предположения, что он нашел самых древних фараонов-смертных. Это повело к предвзятости в руководстве раскопками 1897–99 гг. и в истолковании их результатов.

Кампания 1896–97 гг. в окрестностях четвертого холма доставила огромную гробницу, в 80 м длины, разделенную на 65 комнат, изобиловавших погребальной утварью. Царское имя, вырезанное на крышках кувшинов, представляло еще не известную особенность: вместо сокола Хора стояли сокол и борзая собака, лицом к лицу или друг за другом. Внутри было имя, прочитанное сначала как Ти, которому Масперо дал впоследствии правильное чтение Хасехемуи. Амелино считал, что двойное животное означало двойное имя, а следовательно, двух царей. Могила показалась ему более старой, чем две предыдущие; следовательно, заключил он, эти два царя принадлежат к династии богов, предшествовавшей династии теней.

Это открытие вызвало в нем некоторое разочарование: он рассчитывал открыть могилу самого популярного из богов-царей, того Осириса, который стал впоследствии покровителем Абидоса, «однако надписи гласили о двух богах, тогда как он надеялся найти лишь одного».

В следующем году (1897–98 гг.) четвертый холм, для которого наступила очередь, дал множество обломков, относящихся к более новой эпохе, с посвящениями Осирису: не приближались ли к пресловутой могиле Осириса, которая, по преданию, находилась в Абидосе? Три условия, по Амелино, были необходимы, чтобы искомый памятник можно было отождествить с могилой Осириса: предание гласило о множестве могил или плит, расположенных кругообразно; не менее прославленная лестница должна была вести к гробу; знаменитая реликвия, голова Осириса, должна была находиться там, заключенная в раку. Действительно, среди многочисленных могил 2 января 1898 г. было открыто кирпичное строение 12 м длины. Оно было наполнено огромными кувшинами; у южной стены находилось смертное ложе из гранита, в 1 м 80 см длиной, на нем лежал Осирис, увенчанный короной, облаченный в саван, со скипетром и бичом в руках. [106] У правого плеча можно было прочитать его имя, «Осирис, Существо Благое с голосом животворящим»; в изголовье и у ног бодрствуют четыре сокола, «Хоры, охраняющие своего отца», пятая птица, Исида, опустилась на тело своего супруга. Ложе окружено посвящениями «Осирису Хентаментиу, Владыке Абидоса»; имя царя-жертвователя было разбито и не поддавалось чтению, но художественный стиль и редакция Царского протокола не позволяют отнести памятник за пределы первого Фиванского царства (около 2500 г. до н. э.), а возможно, что он еще менее отдаленной эпохи.*

Амелино нисколько не усомнился в том, что нашел могилу Осириса, и продолжает еще обозначать памятник этим именем. Правда, погребальное ложе, действительно, не в античном стиле, но ведь позднейшие цари могли обновить первоначальный мавзолей. Наконец, последнее доказательство: найдена была только одна-единственная часть скелета – череп, который «не мог не быть черепом Осириса».

Последний довод был решающим в определении могилы бога-царя. Следствием этого явилась новая очевидность: памятник, открытый годом раньше, принадлежал преемнику Осириса, его брату Сету, который умертвил его, и сыну его Хору, который за него отомстил. Царское имя с борзой собакой Сета и соколом Хора обозначало Сета и Хора, примирившихся и поделивших Египет между собой – представление, согласующееся с одним из дошедших преданий о божественных династиях. Так установилась теория, в силу которой «божественные династии твердыми шагами вступали в историю».

В настоящее время у этой теории нет больше приверженцев. Допускают, что погребальное ложе есть поминальный памятник позднейшего стиля, который, быть может, возобновляет более древний мавзолей. Масперо в 1898 г. высказал мысль, что место, на котором лежит Осирис, «могло быть первоначально могилой монарха из Тинисской династии». Действительно, найденные там кувшины помечены именем Нового Хора, царя Джера: это и был истинный обладатель могилы, ставшей впоследствии местом часовни Осириса. Что касается «черепа Осириса», исследование, произведенное специалистами, показало, что это вовсе не человеческий череп. Двойной титул, начертанный в виде сокола и борзой собаки, обозначавший, по мнению Амелино, Хора и Сета, нашел достоверное историческое объяснение. Это одно из развитий имени, которое принимает фараон как наследник божественных династий. Некогда Сет и Хор поделили Египет; фараон, царствуя над обеими половинами разделенной ими страны, и носит имена обоих своих божественных предков. Иногда царицы получают следующее имя, которое уяснит всю эту аллегорию: «Та, что зрит своего Хора и своего Сета», т. е. царя, который их заменил. Для историков могила Осириса есть не что иное как могила царя Джера; могила Хора и Сета – царя Хасехемуи. Памятники, открытые Амелино, нисколько не утратили своего громадного интереса; они выиграли с переходом из области вымыслов в область действительности.

К концу своих раскопок Амелино, впрочем, вернулся на почву исторической правды; он нашел последнее здание, состоявшее из комнат с уцелевшими бревенчатыми потолками; всюду сосуды из камня и меди, плиты, крышки кувшинов. Вырезанное на них имя было именем царя Перибсена, знакомое уже по одной плите, сохранившейся в Каире, где оно стоит рядом с именем царя Хетепсехмуи, по спискам относящегося ко II ”человеческой” династии. Пятый курган Ум-эль-Хааба не дал ничего важного. Но открытие памятника Перибсена увенчало раскопки Амелино: цари Абидоса оказались царями Тинисских династий.

Одновременно стали появляться подтверждения этих заключений в других местах Египта. Де Морган внимательно следил за раскопками в Абидосе, которые позволяли связать документы неолитического века с исторической эпохой: он впервые опубликовал царские имена, любезно сообщенные ему Амелино. По соседству с неолитическими средоточиями Балласа и Туха, между Абидосом и Фивами, он сам в марте 1897 г. расчистил остатки памятника, который показался ему современным абидосским зданиям. Это прямоугольник в 54 метра на 27, очень тщательной работы, заключающий один главный покой с остатками обожженного скелета и 16 боковых комнат, полных сосудов и всевозможных вещей, перечень которых занимает больше четырех страниц. Все это было покрыто толстым слоем пепла: вся гробница, подобно многим из царских могил Абидоса, была предана пламени, бушевавшему с такой силой, что сосуды из гранита, порфира, мергеля остеклились, а кирпичные стены толщиной в 40 см прокалились. Кувшины для припасов и другие предметы помечены именем царя Аха, уже знакомым по обломкам, найденным в Абидосе.

Эти открытия, расширявшие территорию, занятую архаическими царями, подверглись обсуждению на конгрессе ориенталистов в Париже в сентябре 1897 г. Один из молодых ученых, представитель германской египтологии Курт Зете, ныне профессор в Геттингене, сообщил, что он нашел на некоторых обломках сосудов, опубликованных Амелино, царские имена трех царей I династии такими, как они даны в списках фараонов; до сих пор имена эти, соответствовавшие «Миебису, Усефаису и Семемпсесу» Манефона, ускользали от проницательности египтологов благодаря своему архаическому начертанию. Несколько недель спустя Масперо предложил признать имя «Менес» в иероглифическом знаке «Мен», которому предшествовали царские титулы. На дощечке из слоновой кости, покрытой загадочными изображениями, [107] рядом с именем Хора стояло Аха. Одновременно (25 ноября 1897 г.) перед Берлинской академией Борхардт ввел точно такое же чтение. Это отождествление и было принято всеми египтологами по техническим соображениям, которые здесь невозможно привести вкратце. Из того, что картуша Аха найдена в Абидосе, вывели заключение, что цари Абидоса были наследниками царя Нагады, Аха-Менеса; это совпадает и с выводами Зете. В конце 1897 г. было доказано, что Амелино и де Морган нашли по меньшей мере четырех царей I династии из тех восьми, о которых упоминает Манефон, и, быть может, самого баснословного Менеса, первого из фараонов.