Шрифт:
Он смотрел на мотоцикл за спиной у великана.
Янне права. Надо было его завести, закрыть глаза и прислушаться. Ровер мог бы доставить себе больше удовольствий. Факт, очевидный до банальности, и все же непостижимый настолько, что, лишь находясь на грани, человек осознает, насколько он банален: единственная гарантия, которая есть у человека, – это гарантия того, что он умрет.
Мужчина положил перчатки на рабочий стол. Они были похожи на использованные презервативы.
– Посмотрим… – произнес он, обводя взглядом инструменты, развешенные по стенам. Потом стал поочередно указывать на них пальцем: – Эники, беники…
Глава 38
На улице начало светать.
Марта лежала, прижавшись к Сонни, переплетя свои ноги с его. Она услышала, как ритм его ровного сонного дыхания нарушился, но глаза его все еще были закрыты. Она провела рукой по его животу и увидела легкую улыбку на его губах.
– Доброе утро, lover boy [36] , – прошептала она.
Он широко улыбнулся, но, когда захотел повернуться к ней, лицо его исказила гримаса.
– Больно?
– Только в боку, – простонал он.
36
Любимый (англ.).
– Крови больше не было, я проверяла пару раз ночью.
– Что? Ты многое себе позволяешь, пока я сплю! – Он поцеловал ее в лоб.
– Мне кажется, вы тоже себе много чего позволили сегодня ночью, господин Лофтхус.
– Не забывай, для меня это было впервые, – сказал он. – Я не знаю, что можно позволить, а что нет.
– Ты так красиво врешь, – произнесла она.
Он рассмеялся.
– Я тут подумала… – сказала Марта.
– Да?
– Давай уедем. Давай уедем прямо сейчас.
Он не ответил, но она заметила, как тело его автоматически напряглось. И Марта почувствовала, как подступают слезы, внезапно и резко, словно вода из прорванной плотины. Сонни перевернулся и обнял ее.
Он подождал, пока утихнут ее рыдания.
– Что ты им сказала? – спросил он.
– Я сказала, что мы с Андерсом не сможем дотерпеть до лета, – фыркнула она. – Что мы должны расстаться прямо сейчас. Что я, по крайней мере, этого хочу. А потом я ушла. Просто на улицу. Побежала на главную дорогу, поймала такси. Я видела, как он бежал за мной вместе со своей чертовой мамашей.
Она громко засмеялась, а потом снова расплакалась.
– Прости, – всхлипнула она, – я такая… такая глупая! Господи. Что я здесь делаю?
– Ты меня любишь, – тихо сказал он в ее волосы. – Вот что ты здесь делаешь.
– И что? Кто захочет любить человека, который убивает людей и делает все для того, чтобы самому оказаться убитым? Знаешь, как тебя называют в Сети? Будда с мечом. У заключенных, с которыми ты сидел, взяли интервью, и они представили тебя как некоего святого. Но знаешь что? – Она вытерла слезы. – Я думаю, что ты такой же смертный, как и другие приходившие и уходившие из «Илы».
– Мы уедем.
– Если мы уедем, то надо сделать это прямо сейчас.
– Осталось еще двое, Марта.
Она покачала головой, из глаз у нее снова полились слезы, и она бессильно ударила его кулаком в грудь.
– Слишком поздно, ты разве не понимаешь? Они идут за тобой, все они.
– Осталось всего двое. Тот, кто решил, что моего отца надо убить и представить все так, будто он был кротом. И крот. И тогда мы уедем.
– Осталось всего двое? Ты убьешь всего лишь еще двоих человек, а потом сбежишь? Тебе это так легко?
– Нет, Марта. Мне это нелегко. Никто из них не был легким делом. И неправда, когда говорят, что раз за разом становится все легче. Но я должен, я не могу иначе.
– Ты действительно думаешь, что выживешь?
– Нет.
– Нет?
– Нет.
– Нет! Но во имя Господа, почему же ты тогда говоришь…
– Потому что планировать имеет смысл хотя бы ради того, чтобы выжить.
Она замолчала.
Он провел рукой по ее волосам, щеке, шее, а потом заговорил. Он говорил тихо и медленно, как будто хотел быть уверенным в том, что каждое выбранное им слово верно.
Она слушала. Он рассказывал о детстве. Об отце. О том времени, когда отец умер, и обо всем, что произошло после этого.
Она слушала и понимала. Слушала и не понимала.
Когда он закончил, между занавесками пробрался лучик солнца.
– Ты сам себя слышишь? – прошептала Марта. – Ты слышишь, что все это сумасшествие?
– Да, – сказал он. – Но это единственное, что я могу сделать.
– Единственное, что ты можешь сделать, – это убить кучу людей?
Он вздохнул: