— Что-то случилось? Ты ранена? Роберт ранен? Была авария? — Она стоит передо мной, крича мне в лицо. Странно, но я чувствую себя так, словно она смотрит на меня впервые за несколько месяцев. То есть, она смотрит на меня, будто никогда раньше не видела, но, по крайней мере, она меня замечает.

Питер внезапно встает между нами, лицом к ней, с моей курткой в руках, а холодный декабрьский воздух проникает через наполовину открытую дверь.

— Мам, ты ненормальная. Дай ей хоть на один вопрос ответить.

Мама упирает руки в бока и пристально смотрит в потолок, качая головой. Питер медленно поворачивается ко мней, не отрывая взгляд от нее. Он выглядит немного шокированным. Думаю, мой горячо любимый брат ждал, что вернется в точно такой же дом, каким он его оставил — конечно, за исключением папы. Ну, извини, что разочаровала, Питер, но жизнь в старом добром Юнионе не остановилась в ту секунду, когда ты укатил в колледж, и теперь все совсем не так, как было до твоего отъезда. Твою мать и сестру подменили пришельцы, у которых нет общего языка и нет ключа, чтобы понять друг друга и поговорить.

— Роуз? У тебя три секунды, чтобы начать объяснять, — говорит она потолку.

— Со мной все хорошо, мам. Со всеми все хорошо. Только Стефани слишком много выпила…

— Она пила? Там был алкоголь? — говорит мама, вскидывая руки.

— Мама! Прекрати! — требует Питер. Мама снова замолкает, но начинает ходить по комнате. Когда Питер начал разговаривать с мамой таким тоном? И когда я начну? — Роуз, что, черт возьми, случилось? — спрашивает он.

Я раздумываю, стоит ли сказать правду или нет, но понимаю, что врать просто нет смысла. Наутро весь город будет знать о случившемся.

— Стефани стало плохо, я забеспокоилась и позвонила 911. Думала, что она умирает. Приехала скорая с копами и испортили вечеринку…

— Я думала, ты сказала, что пойдешь к Трейси после дискотеки!

— Мы собирались пойти, но вместо этого оказались в отеле «Amore»…

— Что значит: «Мы оказались в отеле «Amore»? В четырнадцать лет ты не должна оказываться в сомнительном отеле! Ты понимаешь, что должна была приехать домой около часа назад? — кричит мама. Я уже готова заорать на нее в ответ, когда ее разъяренное выражение лица исчезает и сменяется слезами.

Мы с Питером ошарашенно смотрим друг на друга. Здесь происходит что-то странное — словно мы наблюдаем, как наша мама просыпается после полугодовой комы.

А потом я осознаю: именно это мы и наблюдаем. Она была в шоке с того момента, когда ей позвонили на следующий день после выпускного Питера.

Тот звонок был полной неожиданностью — наверно, так всегда и бывает. Даже если тот, кого ты любишь, сейчас на войне, ты не думаешь, что он умрет. Знаешь, что это возможно, но не веришь в это, когда два хорошо одетых солдата заходят в твою дверь и говорят, что человек, которого ты любишь, мертв.

Не то чтобы в семьях контрактных военнослужащих так происходило.

Эти хорошо одетые солдаты, которые заходят в дверь и несут плохие новости, посещают солдатские семьи только во всяких военных фильмах. Судя по всему, семьям контрактников просто звонят. Я по-прежнему понятия не имею, что за человек на другом конце провода говорил в тот день с мамой. Насколько мне известно, они сказали: «Ваш муж погиб. Извините», и бросили трубку. Меня это не удивляет — людей не волнует вклад контрактников в военные действия. Или даже — не то, что не волнует, они просто об этом не знают. Они не знают, что все эти люди, не солдаты, там пытаются сделать нормальную работу — например, что-то строить, водить грузовики и доставлять припасы в центр военных действий, но они даже не знают о том, как выжить в таких условиях.

Как бы то ни было, когда зазвонил телефон, мама взяла трубку, ее это шокировало, и она была в шоке до сих пор. До того, как ужас от возможности потерять одного из нас не вернул ее к жизни.

— Мам, — тихо сказал Питер, взяв ее за плечи. — Садись. — Он мягко подтолкнул ее к стулу. — С Роуз все хорошо. Она здесь. Ничего с ней не случилось. Видишь? — Он указал на меня. — С ней все хорошо.

Мама быстро окидывает меня взглядом с ног до головы, как будто ищет повреждения. Затем она делает несколько глубоких вдохов и вытирает глаза. Она уже начинает выглядеть смущенной, словно ей не стоило плакать перед нами.

— Где Стефани?

— Ее забрали на скорой в больницу.

— А Роберт?

— Не знаю, дома, наверно.

— Почему ты не знаешь, где он, Роуз? — спрашивает она, и ее тон снова означает, что я плохо обращаюсь с Робертом. Меня это бесит.

— Потому что мне не позволили больше там оставаться, чтобы увидеть, что с ним случилось. Офицер полиции хотел увезти меня оттуда, пока они не попытались меня убить.

— С чего бы они пытались?

— Из-за того, что она вызвала копов, который конфисковали весь алкоголь, — отвечает Питер, сделавший правильный вывод.