С сыном Инна Михайловна не могла общаться почти восемнадцать лет, не считая очень редких и коротких телефонных разговоров, которых Инне Михайловне катастрофически не хватало, а сыну было с избытком.

Второй муж Инны Михайловны бросил ее с маленьким больным сыном на руках в самое тяжелое, безденежное и шаткое для нее время, убежав от нее с молодой женой на Запад, в Амстердам. Бросив ей напоследок небольшую денежную подачку, он исчез на год, а появившись, решил заняться больным сыном. Он уговорил Инну Михайловну привезти сына в Амстердам, в дорогую клинику, профилем которой были именно такие болезни сердца, которыми страдал их маленький сын. Инна с надеждой отдала сына на лечение и… потеряла его навсегда: отец платил за лечение сына, но забрать ребенка на родину после выздоровления не разрешил. Позже он внушил мальчику, что мать его бросила, с радостью от него избавилась из-за его болезни, что было, конечно, наглой ложью, но ребенок, опекаемый заботливым папой и новой мамой, в эту ложь поверил и от настоящей матери отрекся. Получить визу на выезд в Швецию Инна Михайловна не могла, объяснить сыну сложившуюся ситуацию тоже, а потому страдала, ожидая малейшей возможности встретиться с сыном и поговорить с ним обо всем.

Такая возможность ей должна была представиться почти через восемнадцать лет после их расставания, так как сын ее решил побывать в России, куда планировалась его туристическая поездка. Инна Михайловна ждала этой встречи, как самого главного в ее жизни дня после рождения долгожданного мальчика.

И вот он приехал, а она встретила его в Аэропорту. Но поговорить не удалось: ему еще в самолете стало плохо с сердцем – сказывалась детская болезнь, - и его на «скорой» увезли в кардиологический центр. В центре он впал в кому, а ее, часами сидевшую в коридоре центра, даже не пустили в реанимационную, где ее сын, ее мальчик умер, не приходя в сознание.

Через сутки приехал бывший второй муж и увез тело сына, как гражданина другой страны, в Стокгольм. Инну Михайловну на похороны никто не пригласил и, соответственно, из страны не выпустил.

Из кардиологического центра Инна Михайловна вернулась домой, в уютную двухкомнатную квартиру, набрала в ванну горячей воды, легла в нее и вскрыла себе вены. Воду она закрыть забыла, так что вода из ванны вытекла, залила соседей в квартире под ней. Возмущенные соседи, на стук, да просто на грохот которых никто не открыл, вызвали милицию и слесаря из ЖЭУ. Это, собственно, и спасло Инне Михайловне жизнь. Разумеется, после попытки суицида ее поместили в клинику неврозов, где она и пролечилась почти полгода. За это время ее уволили с очень престижной и хорошо оплачиваемой работы. Прежние знакомые от нее почти все отвернулись, на работу после клиники неврозов ее не брали. Она снова осталась одна, без работы и потихоньку стала попивать коньячок на деньги, отложенные в предыдущие, успешные и спокойные годы. Вскоре нашелся закадычный друг, за которого она в пьяном угаре вышла замуж и с которым регулярно пила, опускаясь все ниже и ниже. Муженек ее был человеком агрессивным, злым, и, по словам самой Инны Михайловны, она «опустилась до его уровня, не смогла остаться выше его и сверху взирать за тем, что происходит». Это причиняло ей постоянную мучительную душевную боль, но справиться с обстоятельствами, встать выше их она не могла.

Все кончилось внезапно: ее последний муж умер, освободив ее, наконец, от морально грязной, нечистоплотной жизни на самом дне. Теперь она была уже дважды брошенной и дважды вдовой. Четыре брака за плечами, и полная пустота в душе. Но ей удалось остановиться, прекратить пить, вернуть себе человеческий облик и, спасибо ее хорошему знакомому, который, на ее счастье вернулся из длительной зарубежной командировки, - она по его рекомендации получила-таки приличное место заместителя отдела, на котором проявила себя исполнительным, грамотным и даже прогрессивным работником, да к тому же, исключительно дисциплинированным. Ей безумно хотелось выбраться из болота, в котором она пробарахталась, потеряв счет дням, без малого полтора года.

Однажды, стоя в коридоре и раскуривая дорогую сигарету, - удовольствие, в котором она не могла себе отказать, - она увидела приближающегося к ней высокого, крупного молодого мужчину, который робко попросил ее о помощи. Просьба заключалась в том, чтобы она посодействовала ему в получении вакантной должности, которая открылась в ее отделе. Должность мужчине нужна была позарез, чтобы прокормить себя, жену и маленького, новорожденного сына. Он клялся Инне Михайловне в том, что специалист он хороший, толковый, а ей он будет благодарен за спасение целой семьи.

Недавно пережившая полный крах Инна Михайловна, посочувствовала обаятельному молодому человеку и походатайствовала за него перед своим начальником. Мужчину, имя которого было Гриша, взяли-таки на работу благодаря Инне Михайловне.

Вскоре после этого на работе был корпоративчик в честь какого-то праздника. На корпоративе все изрядно выпили, досидели допоздна, и Гриша предложил Инне Михайловне проводить ее до дома. На улице было темно и холодно, а в квартире Инны Михайловны тепло и уютно. Нашлась и давно не открываемая бутылка коньяка, и коробка конфет, которых обожала Инна Михайловна… Выпили они много, так что Гриша даже не понял, как оказался в постели Инны Михайловны. И что там, в этой постели, происходило, он тоже не помнил, за исключением того, что происходило там нечто необычное, что изрядно удивило его.

Наутро попили кофе и, скрывая неловкость, поехали на работу. А через некоторое время в фирме опять был корпоратив с застольем, и снова Гриша провожал Инну Михайловну домой. На сей раз долго не засиживались, до беспамятства не напивались, а довольно быстро оказались в постели, тем более, что Гришу подстегивало любопытство относительно того, что же там необычного было в первый раз. Увидеть и запомнить это он хотел на относительно трезвую голову.

Первая половина события была обычной, как у всех, а вот оргазм у Инны Михайловны был и впрямь необычным: ее стоны переросли в почти животный вой, который, в свою очередь, перешел в вой женщин, отпевающих умерших на кладбище. Она рыдала и выла, захлебываясь слезами и соплями, закрывая от стыда лицо, но остановиться не могла минут тридцать или сорок. Зрелище было тяжелым, жалким и омерзительным одновременно. Испуганный Гриша пытался успокоить ее, прижав к себе, гладил, как маленькую девочку, по голове и по спине, но от этого рыдания и вой Инны Михайловны слабее не становились. Наконец, она стала успокаиваться, ушла в ванную, где провела столько времени, что Гриша, не дождавшись ее, заснул.

На утро она извинялась, по-собачьи заглядывая ему в глаза снизу вверх, и упорно просила никому об этом не рассказывать.

Гриша ее жалел, отводил глаза и клятвенно обещал, что никто об этом никогда не узнает. Ему было жаль эту несчастную в постели и высокомерную на работе женщину.

Он вышел днем на обед, купил красивый букет цветов и принес в отдел, поздравив ее с несуществующим семейным торжеством. А через несколько дней вечером пришел к ней домой без предупреждения с цветами, ее любимой маркой коньяка и любимыми же конфетами. Она угостила его вкусной домашней едой, они выпили, закусили конфетами и снова оказались в постели. Гриша хотел расспросить ее, почему она так жутко реагирует на секс, но сделать это не успел, так как все повторилось с неотвратимой точностью. Правда, во второй раз это подействовало на него не столь ужасающе, как в первый раз. Ну да, ко всему человек привыкает. Потом спрашивать времени не было, как не было и желания. Воет и воет, что с того! У каждого своя причуда в постели.