А у Инны Михайловны во время оргазма как будто срывали кожу, и обнаженными нервами она с особой силой вновь и вновь чувствовала боль несправедливых утрат, горечь унижений, страшную пустоту и никчемность собственного существования. «За что? За что жизнь так поступает со мной?» - по-бабьи выла она, боясь произнести хоть слово вслух и выдать свои истинные страдания. Постепенно гормональный фон организма приходил в норму, она успокаивалась и, отмокнув часок в ванне, выходила, уставшая, ложилась и, едва прикоснувшись к подушке, обреченно засыпала, словно кто-то жалостливый, отключал ее до утра.

Встречи становились чаще, Инна Михайловна незаметно для себя « растворялась в этом человеке». Глаза ее засветились, фигура напиталась женственностью и стала привлекательней. Она почувствовала власть над Гришей и, казалось ей, над ситуацией. Эта власть воспринималась ею как компенсация за всю предыдущую неудачную жизнь.

В фирме уже все знали, что между ними роман, и отношения эти стали вредить работе. В жизни Инна Михайловна требовала от Гриши все больше внимания, а на работе точного подчинения ее приказам. Гриша обижался, злился, срывался, кричал и оскорблял Инну Михайловну, называя ее ненасытной злобной сучкой. Инна Михайловна требовала беспрекословного подчинения, а после работы униженно извинялась и все чаще зазывала к себе в гости. Гриша постепенно превращался в зверя, на работе дерзил, хамил, а после работы мстил ей жестким и беспощадным сексом.

Ситуация взорвалась, когда выяснилось, что работу всего отдела они завалили, за что Инну Михайловну предупредили, что еще раз она подведет коллектив, и ее уволят, а вот бедного Гришу уволили без предупреждения и шансов на реабилитацию.

«Я его погубила, - безвольно повторяла на сеансе Инна Михайловна, - я разбила ему жизнь и превратила в монстра. Я все сделала не так», - тихо плакала Инна Михайловна, отчего ее серые глаза становились почти голубыми.

Она поджидала Гришу у подъезда его прежнего дома (позже он переехал в другой район, скрываясь от назойливой Инны Михайловны), униженно просила простить, терпела все его дерзости и оскорбления.

« Брысь под лавку! – смеялся он ей в лицо и продолжал – Старуха! По тебе плачет психушка!» – резко отталкивал ее, и она падала в снег. Она поднималась и снова тянулась к нему, позволяя себя оскорблять.

– Почему Вы позволяли себя оскорблять? – спрашивала Арина, стараясь за ровным голосом спрятать изумление.

– Потому что я виновата перед ним: я не показала ему, как он мне дорог! Я не пожертвовала ради него работой! Я не сделала для него ничего! Я превратила его в зверя!..

«И пыталась украсть его у молодой жены и маленького ребенка», - мысленно добавила Арина.

И вот Инна Михайловна снова у Арины, и они вновь говорят о Грише и вчерашней встрече с ним.

– Я понимаю Ваше чувство вины перед Гришей, - ровным голосом говорит Арина, - но стоит ли так унижаться перед кем-либо, даже если это любимый человек? Едва ли он вновь полюбит Вас за Ваши унижения.

«Она его за муки полюбила, а он ее – за состраданье к ним» вспомнила Арина.

Какой насмешкой была разбираемая ситуация над благородными страстями Шекспира!

– Я его потеряла. Ну, что еще мне предпринять, чтобы его вернуть? – твердила свое Инна Михайловна.

«Да пошла ты!..» - вдруг услышала внутренним слухом Арина. Она повернула голову влево и неожиданно для себя увидела в комнате словно бы призрак высокого, плотного мужчины, с ненавистью и презрением глядящего на Инну Михайловну.

– Инна Михайловна, - обратилась Арина к клиентке, - Гриша здесь, в комнате, он Вас слышит.

– Правда? – обрадовалась и ничуть не удивилась Инна Михайловна. – А спросите у него, может ли он меня простить?

– А Вы его сами спрашивайте, он Вас слышит и смотрит на Вас.

– Но я его не вижу. Мне удобнее через Вас.

– Итак? – повернула Арина голову в сторону Гриши.

« … старая, - грубо выразился он. – заткни себе свое прощение… знаешь, куда!» – не унимался призрак.

– Он грубо ругается, - не стала уточнять Арина.

– А что именно он говорит? – с радостным любопытством поинтересовалась Инна Михайловна.

– Он называет Вас старой… Извините, это слово я повторять не буду, - отказалась повторять грубость Арина, - и просит Вас засунуть свою жалость… Вы знаете, куда.

Инна Михайловна хихикнула, словно ей сделали комплимент, и переспросила:

– Он называет меня …?
– без всякого стеснения повторила она бранное слово.

– Да, именно это слово он и произнес, - подтвердила Арина.

– Он еще здесь? – уточнила Инна Михайловна?

– Здесь, подтвердила Арина, глядя на недовольно пожимающего плечами Гришу.

– Ты меня еще любишь? – без всякой логики быстро спросила Инна Михайловна, видимо, Гришу.

– Ты, с… с…. Да, я бы тебя сейчас…