Шрифт:
— Что ты, Таир! Мне было очень интересно. Мы ведь сидим в офисе рядом, а ничего друг про друга не знаем. А теперь я знаю, что за эталонным платиновым Таиром-мачо скрывается живой человек. И он очень милый, и добрый, и смешной. И совсем не такая сволочь, как хочет показаться. И я даже знаю теперь, почему ты такой. Для меня это ценно.
— Расскажи мне о себе, Ника! Я тоже хочу знать, что ты за человек! — я схватил ее за руки. Впервые за последние десять лет я действительно хотел узнать про девушку все. Что-то, кроме размера груди и номера телефона!
Ника опять улыбнулась и покачала головой:
— Поздно уже. Давай в другой раз.
Она так это сказала, так посмотрела… Я смотрел на нее и… В общем, я привлек ее к себе и поцеловал. Собственно, это не было страстным поцелуем. Мы легко коснулись губами, постояли так секунду, и она отстранилась.
И вот тут Ника удивила меня снова:
— Не играй со мной в эти игры, Таир, — сказала она, — я и так соглашусь.
Идиот, какой же я идиот! Тупая, слепая свинья! Я же ей нравлюсь! Брату Николашке! Лучшей девушке в мире! Это открытие взорвало мой мир. Я словно увидел ее заново. Тонкие запястья, линию шеи, губы, глаза, шелковую кожу… Я… Я…
— Я хочу тебя, — сказал я, кусок долбаного идиота. Она расхохоталась. Ничего умнее я, конечно, не мог сказать. Она смеялась, и мне не было обидно. Я вполне заслужил этот ее смех. Но я не собирался отступать — ни провалами в памяти, ни плохим слухом я не страдаю. Я взвалил Нику на плечо и пошел к подъездам. Ника колотила меня по спине, дрыгала ногами и хохотала на весь двор. Я вышел на дорожку у подъездов и остановился. Представления не имею, куда мне ее нести!
— Какой подъезд? — поинтересовался я.
— Второй, — прохрюкала Ника на моем плече.
Этаж я помнил — шестой. Лифт жалобно закряхтел, поднимая нас на этаж. Я сгрузил вытирающую слезы и икающую Нику на площадку и протянул руку:
— Ключи!
Ника вынула ключи и бросила мне:
— Угадывай!
Черт, я же не знаю квартиры! Но наглость города берет. Я смело двинулся к ближайшей двери. Ника поймала меня за руку и отрицательно покачала головой. Потом вынула ключи из моих пальцев и открыла дверь.
Я вошел. Хорошая квартира, большая, гулкая, высокие потолки, очень светлые стены. Пахнет приятно — цветочный запах, сильный, даже слегка душный. Ника махнула рукой в глубину квартиры. Мол, проходи. Я прошел и попал в гостиную. Вошел и…
Удивился — не то слово. Я охренел. Всюду были цветы. В вазах, в банках. На комоде стояли королевские стрелитции. А на стене над комодом висели афиши. И Ведьма улыбалась мне с одной из них! Я подошел поближе. «Инквизитор — А. Казакин. Ведьма — В. Романова.»
Вера. Ника. Вероника! Вот я дура-а-ак! Дебил! Слепой дебил! Я ничего о ней не знаю! Ничего! Я два часа сидел с ней в «Тереме» и не понял, что это она! Я видел ее на сцене, пил на банкете и не узнал ее! Если ее слова во дворе были как ведро воды на голову, то эта афиша была как Ниагарский водопад. Я стоял столбом и пялился на афишу. Ника подошла и встала рядом:
— Моя мама работает в торговле, папа дальнобойщик. У меня есть младшая сестра, ее зовут Лиля, ей девятнадцать лет. Я окончила музыкальную школу. Умею стрелять. А еще я играю в самодеятельном театре, — сказала она скучным голосом. Потом поднялась на цыпочки и укусила меня за ухо. Хихикнула и сказала:
— Отомри! Знаешь, какой ты смешной, когда подкатываешься к актриске? Но все равно не такой смешной, как сейчас! — и она снова захихикала.
Я… отмер, что мне оставалось. Я развернулся к ней и поцеловал. И вот это уже был такой поцелуй. Такой как надо.
Она захихикала, маленькие пальчики скользнули по моей шее, щекотно тронули за ушами. Влажные губы приблизились, я обнял ее и поцеловал снова. Ее рот, сладкий и жадный, не желал принадлежать мне надолго. Она снова отстранилась и уставилась на меня смеющимся, искрящимся взглядом ведьминых зеленых глаз. Глядя на ее веселье, я тоже невольно улыбнулся. Но самые серьезные намерения моего младшего товарища не оставили всему этому веселью ни одного шанса. Я подхватил ее под коленки, уже привычным движением перебросил через плечо и потопал в коридор, твердо уверенный в необходимости найти спальню. Ника извернулась, и, обдав мое ухо жарким дыханием, прошептала:
— Ты классно целуешься, Таир…
От этого незамысловатого замечания я споткнулся, но все-таки сумел донести ее до спальни. Мы упали на кровать и снова заржали, как укуренные подростки. Так, смеясь, мы и раздевали друг друга.
А потом, когда я увидел ее тело, гибкое, нежно-розовое, все струящееся в косом луче света, падающего из коридора в темную спальню… Мне стало не до смеха. Я стиснул волю в кулак, чтобы не набросится на нее, чтобы не выкрутить эти хрупкие запястья, не наставить кровоподтёков на шелковой коже, не смять ее негромкую изящную красоту собой, своим глупым, неуместным, недостойным, опьяняющим желанием. Мы стояли на коленях друг напротив друга, совершенно голые, и все не могли насмотреться и начать. Медленно, так медленно, как падает на землю осенний листок, Ника опустилась на спину.