Тилль, сильно растолстевший за зиму, жаловался на одышку. И разумеется, виноваты во всем были шныры и нервная работа, а не непрерывное обжорство. При этом Тилль ухитрялся следить глазами за Младой, которая несла большое блюдо с пловом. Долбушин чертил что-то в блокнотике. Белдо выпил чаю с коньяком, зарумянился и теперь притворялся пьянее, чем он есть. Ушки его багровели, нос был похож на спелую ягоду. Изредка Белдо всхлипывал и говорил:

— Как я сморщен любовью! Как я тесен сам себе!

Но эти теснота и сморщенность не мешали ему булавкой колоть в руку убиравшую со стола Владу, на которую старичок сегодня был за что-то обижен. Влада терпела. Она уже отыгралась, накапав ему в чай вонючей водички из пригоревшей сковородки.

— Дионисий, вы уверены, что это был именно череп? Может, какой-то другой уникум? — внезапно спросил Гай.

Белдо перестал морщиться любовью и с готовностью закивал:

— Да, я клянусь! У одного из тех шныров, что сбежали! Я почувствовал это первым, но, чтобы узнать больше, привлек одного из своих ясновидящих. Прекрасный, талантливый сотрудник и замечательный человек!

— Он умер. Вы же говорили, Белдо, что мозг вытек у него из ушей? Или вы принципиально не отзываетесь о мертвых плохо? — напомнил Долбушин.

Дионисий Тигранович в ужасе замахал ручками:

— Ну да! Да! Ну зачем говорить об этом за столом? Влада, помой чашку и принеси мне другой чай! У этого странный привкус! Думаю, Альберт испортил его своим скепсисом! Вода — я всегда это говорил — притягивает негативные эмоции!

Влада послушно взяла чашку и, облизывая исколотую булавкой руку, направилась в сторону уборной. Она решила, что чашку можно помыть и туалетным ершиком. Попутно Влада размышляла о ясновидящем. Действительно, неплохой был парень, из нового набора, но совсем слабенький. Видя его услужливость, Белдо потребовал от него слишком многого. Эльбы пошли навстречу, и парень не рассчитал свои силы. Зато про череп он рассказал им очень много. Одного он не успел сказать — кто из шныров владеет им теперь. Мозг потек из ушей, а глаза сварились и стали как яичный белок.

— Да он и сам, может, ничего не знает! Шныр этот! — донесся до Влады плаксивый голос Белдо. Похоже, Гай взялся за ее шефа всерьез.

Владе захотелось подслушать, она стала поворачиваться и налетела на Младу. У той с подноса слетело несколько тарелок. Млада так разозлилась, что еда на тарелках протухла прежде, чем они разбились.

— Слепая! Смотри куда идешь! — зашипела она.

— А мне наплевать! — задорно отозвалась Влада.

— А мне чихать, что тебе наплевать!

— А мне наплевать, что тебе чихать, что мне наплевать!.. Кстати, я тебя отравила!

— Чем? — заинтересовалась Млада.

— Ядом кобры!

— Да всегда пожалуйста! Он на меня не действует!

— Знаю. Поэтому я отравила тебя ядом кобры, которую укусила гюрза, а гюрзу ужалил скорпион, а скорпиона я накормила красненькими леденцами, на которые у тебя аллергия!

Чувствуя, как щеки ее покрываются сыпью, Млада рванулась к зеркалу.

— С меня две подлянки и одна мелкая гадость! А леденцы ты покусала сама!.. Я знаю! — прохрипела она.

В кухню заглянул хозяин «Погребка» и с тоской уставился на разбитые тарелки. В каждом зрачке у него сидел жадный гномик и считал денежки.

— Девочки! — тоскливо сказал он. — Там надо горячее подавать! Клиенты же кушать хотят!

Сверля друг друга глазами, Млада и Влада вернулись в зал.

Гай говорил. Рядом с ним было страшно стоять. Его голос казался спокойным, но звенел как стекло.

— Митяй Желтоглазый доставил из-за Второй Гряды самородок! Из-за Второй Гряды, подчеркиваю! Как он нырнул туда, не знает никто! Нести его через болото он не решился и там же, на двушке, отлил из него семь уникумов. Самый сильный уникум — череп. На него ушли все части самородка, оставшиеся после предыдущих шести.

— Но откуда… — начал Белдо.

— Он показывал мне этот самородок! Там, на двушке!.. Я ВИДЕЛ ЕГО ЦЕЛЫМ! Он был такой тусклый, с примесями, но когда его перекладывали, вспыхивал как огонь. Митяй мог к нему прикасаться, и делал это довольно легко. Я — нет. Тогда я и возненавидел Митяя! Почему ему дано, а мне нет? Почему?!

Главы фортов слушали затаив дыхание. Запахло паленой пластмассой. Это под взглядом Гая плавился стаканчик с салфетками. Гай подозрительно принюхивался, не понимая, в чем дело. Первым сообразил Белдо. Мило улыбаясь, схватил стаканчик и быстро передал Владе, чтобы убрала.

Ничтожное событие со стаканчиком прервало поток откровенности Гая. Он отвернулся и замолчал. Тилль досадливо крякнул. Возникла пауза, в течении которой Долбушин продолжать чертить в блокноте, Белдо катал шарики из хлеба, а Тилль ковырял вилкой принесенный Младой кусок мяса и то подносил его к ноздрям, то подозрительно смотрел на ведьму, сохранявшую королевское спокойствие.

Наконец Гай заговорил снова, но уже не стеклянным голосом, а самым обычным, сухим и деловитым:

— Замысел черепа был прост. Всего лишь транспортный уникум. Доставлять с двушки любое количество закладок, не сливаясь с ними. Болото попросту не будет знать, что находится внутри черепа, поскольку он для них непроницаем. Они могут воздействовать только на сознание его носителя, поскольку череп все-таки уникум полного растворения.