Из дырочек пня торчат колпачки и носочки - цвета спелого баклажана и огуречной сердцевинки. Это зямлики устроили постирушки и теперь сушат своё бельишко на солнце.

Солнце - оранжевый желток в сковородке с молочным облаком.

А чей это клюв - шершавый и замшевый - торчит из трещинки в старом пне? Неужели египетский клюст к нам пожаловал?

Он самый. Клюст собственной персоной, египетский. Устроился во флигеле, разобрал дедушкин чемоданчик и лакомится тыквенной кашей. Вечером он пойдёт к старому приятелю - пропустить по стаканчику клюквенного морса и поиграть в лото.

А что же зямлики?

Зямлики высушили носочки и теперь пускают мыльные пузыри из распахнутых дырочек пня.

Старому берёзовому пню щекотно. И тепло.

Он вспоминает детство.

Отдохни до рассвета

У Бонифация бархатный живот и рыжие пушистые щёчки. За правой он держит кедровые орешки, за левой - жареные семечки. Тётушка Му в восторге от его гусарских усов.

В речных камешках Бонифаций развёл костерок. На струганую сосновую палочку он надевает две белых корочки. Бонифаций подобрал их у озера ещё в августе - берёг для особого случая.

Тётушка Му вешает на сучок тёплое кашемировое пальто. Её лапки пахнут имбирным печеньем.

Кувшинчик парного молока и горшочек свежих взбитых сливок. Голубые сосны вплетают в косы гроздья рябины и боярышника. Пощёлкивает костерок.

Бонифаций и тётушка Му хрустят поджаренной корочкой, запивая её подогретым молоком, и считают до ста одного.

На счёт сто два с неба падает звезда.

– Плюх!
– прямо в горшочек со сливками.

– Отдохни до рассвета, - шепчет Бонифаций.

И они снова вместе считают до ста одного.

Кто-то

В коробке со шведскими спичками живёт Кто-то.

У Кто-то фиалковая ливрея с золочёными вставками и маленькая меховая попа. Хвост пристёгнут на пуговицу.

Я вижу его мельком - только со спины. Он выбивает бабушкин половичок на балконе и пахнет нагретой на солнце травой.

Когда я собираюсь в Сиреневый лес, Кто-то начинает шебуршиться в коробке:

– Шебурш-шебурш.

Мы понимаем друг друга с полуслова. Госпожа Б чуточку ревнует.

Разбегаюсь и прыгаю с Лисьего холма. Руки - широко, в рукавах белые и зелёные ленты, как у воздушного змея.

– Ты забыла хвост! У воздушного змея должен быть хвост!

Кто-то на лету пристёгивает мне меховой хвост. На пуговицу.

Пахнет жёлтыми серединками одуванчиков.

Летим над Сиреневым лесом.

Вечер

На берегу мармеладного болотца я построила песочный домик. В нём будет жить матушка Медуница. Она повесит на окошко французскую кружевную занавеску и будет смотреть на небо в подзорную трубу.

По верхушкам сосен на цыпочках крадётся лето в сиреневой фате. В ушах постукивают стеклянные серёжки-виноградины.

Матушка Медуница снимет бигуди и расправит складки на крахмальном переднике. В жестяном кофейнике ворчит на молоко кофе. В глубоком блюде на ножке чихают булочки, пудря друг другу носы.

Камышовой тросточкой по дверце три раза:

– Тук-тук-тук!

Это дядька Леший с козьей ножкой во рту. Свататься пришёл.