Владя с туманным взглядом узких глаз в ответ:

– Чао... счастливого... пути...

Обнимаемся, целуемся и скипаем. Мы у Влади на даче с Марго оттягивались в полный рост. Едем вниз, лифт, стук зубов, выпуливаемся на солнце, дело послеобеденное, но впереди еще уйма времени и куча дел.

– А сейчас мы куда? –

интересуется Марго, Сан молчит, библиотеку тащу я, переложив ее в свой бэг. Да, хорошо что у Марго книжек немного, только на один бэг ...

– Увидите, знаю одно место, мы до него на автобусе домчимся.

– А прайс откуда? –

интересуются Сан и Марго. С видом фокусника я показываю тысяче кроновую купюру, и поясняю на безмолвный вопрос в четырех глазах:

– Забрал у мама Влади. Стырил. Нам нужнее. Вернемся – отдам. У ней было там в тумбочке больше, я все не стал брать. Да я и думаю – если бы она была бы дома, сама бы дала...

Едем. Едем-едем, сияет солнце за немытыми стеклами, пахнет пылью, народу немного, это пригородный автобус мчит нас вдогонку лету любви.. Навстречу нашему Вудстоку.. .Голова слегка кружится, ночь была короткая и полна событий. Пока Марго отсиживалась на домашней гауптвахте особой строгости, мы с Саном оттягивались как могли, в полный рост, пользуясь отсутствием принтов. Вечером прогуливаясь по Карлову мосту, мы повстречали компанию международной молодежи, молодых туристов обоего пола, склонившихся в усталости и изнеможении над коробочкой довольно-таки больших размеров...Почти полной травы. Мы упали рядом с этими домашними андрошами, мы заговорили на англо-немецко-польско-ручном, через секунду эти уставшие дети хохотали до слез неизвестно над чем, мы уже были френды, они впервые в своей жизни встретились с хипарем из Совка, то есть со мною и моим ученичком по дзен-хиппизму, то есть Саном. Еще через мгновение все было поставлено на промышленную основу. Спасибо дяде Форду! Я командовал Сану:

– Сворачивай!

И Сан умело скручивал в палец толщиной джойнтик сантиметров так десять длиною, голландец со стремным именем Еб (кого?!) просто тащился в лежку с Сана, немка с зелеными хайрами звенела кольцами в носу, поляки лежали как тюлени, икая от смеха, единственный итальянец в компании глупо улыбался... Со всех сторон набегали наши френды, местные туземцы-аборигены. Во общем было весело.

– Сворачивай! –

командовал я и Сан сворачивал джойнтик сантиметров десять толщиной в палец из первоклассных бошек родом из...

– Взрывай и передавай мне!

Затем я запускал остаток по кругу...

– Сворачивай!

– Взрывай и передавай мне!

– А почему до меня доходит такой маленький? –

неизвестно на каком языке поинтересовался лежащий справа от меня поляк. Статуи на Карловом мосту слегка дрожали, на полусогнутых ногах скользили полисы, жадно раздувая ноздри, а что же им еще остается делать? где-то невдалеке под фонарем и в окружении свечей заливался битловскими песнями Айс... С Бразилии...

– О’кэй френд, сейчас, запустим в другую сторону!—

справился я с языком, Сан взорвал, затем свернул, я выдал поляку статую длинной десять сантиметров минус два тяга гигантской силы из первокласных бошек, полисы звенели наручниками и хохотали, Еб играл на кольцах зеленохайрастой герлы из...откуда же она, Айс заливался соловьем полыхая свечою...Или Ленноном... Леннон жил, Леннон жив, Леннон всех живей живых... Это я еще помню...

Затем Сан подсаживал меня в окно того самого погромленного флета на Лиловой или на ухо я ему наступил в другой раз?.. Я взглянул в окно поезда – мы подъезжали к Трутнову, не закрывающаяся дверь развалины-вагона хлопала и из тамбура несло солдатским сортиром...Так сказал Сан, я в армии не был – ему видней. Напьются пива, а потом срань наводят – неодобрительно подумал я об аборигенах и мы выпали на перрон. Кто-то сзади зашипел, я нервно оглянулся – оказалась двери. Затем автобус и...

ЖЕЛАЮЩИЕ УЗНАТЬ ПОДРОБНОСТИ МОГУТ НАПИСАТЬ МНЕ ЛИЧНО – АДРЕС В ИЗДАТЕЛЬСТВЕ!!! ПОЛИСАМ ЗНАТЬ ПОДРОБНОСТИ НЕ К ЧЕМУ!!!

Есть на польско-чешско-польской границе одно хитрое место. Я таких хитрых мест знаю с пяток. ..Так вот – сначала невдалеке от контрольно-пропускного пункта изображаешь туриста с бэгом и палаткой, сворачиваешь с шоссе-трассы, на широкую тропу, ведущую на местную достопримечательность – гору. А метров так через пятьдесят-семьдесят, тропа раздваивается – часть продолжает перется в гору, но умный в гору не пойдет! а часть сворачивает почти назад, но в Польшу...Уже. И изображая туристов, вернувшихся с этой самой горы, мы выпуливаемся уже в Польше, в метрах так ста от пограничного пункта...Без стрельбы и ползания на брюхе, Марго была даже несколько разочарованна.

2.

– Пани, ни потрщебуешь вершонок?! Будешь пекна! –

это мы пытаемся говорить по-польски на центральной площади города Вроцлава. Вершонки – это по-польски хайрврапсы, только отлетают, так как мы вяжем за хипповую цену. Три дойч марки и у нас почти очередь. Вот уже вторую неделю хайврапсим тут, а говорят хипы ленивы... Посмотрели бы на нас сейчас наши мамы – заплакали бы от счастья!

Прайсов нам надо целую кучу. По-польски купа. На ксиву для Джанис...Куда же она бедолага, без ксивы.? Ни куда, вот мы и пашем. Сразу после нашего головокружительного прорыва через границу, мы застопили и домчались до Карпача. Оттуда на местном поченге ( фу-фу-фу) стучат колеса в этом слове об стыки рельсов) до Елени Гуры, там френд, пару дней оттяга, овощи со своего огорода, Войтек бывший хипарь, правильней сказать нынешний хипарь слегка ударившийся в католичество...Головой. Что поделаешь – бывает. Но привычкам не изменил, френдов вписывает и рад. Там я и встретил знакомую Оксану из Германии – когда я был последний раз у Войтека, еще с детьми своими и их мамой, она тоже там обитала. Оксана, узнав об моей потери детей (мама моих девочек повстречала в лагере для беженцев другого – без хайров и бритого) , стала кричать надрывным голосом:

– Гады! Какую телегу попортили! Какую легенду поломали – я всем рассказывала, как вы с детьми за спиною, расшитые и в бусах, по траве через границу пылили...Гады...

Жизнь...

С Елени Гуры мы махнули до Вроцлава, застопив разваливавшийся автобус, там у меня были френды, да и где их только нет у хипаря приятного характера и вообще отличного пипла, это я о себе, конечно. Во Вроцлаве, только мы появились на рынке, это поляки так площадь обзывают, как к нам сразу пристали аборигены страшной внешности – волосатые, расшитые и в бусах с бисером: