Неожиданно мертвый человек показался ему неестественно большим. Все в нем было слишком крупным — руки, голова, каждый палец. Смерть обнажила разницу между ними и сделала это грубо и слишком откровенно. Когда Ингольв был жив, он никогда не казался Аэйту уродом. Сейчас к горлу юноши подступила тошнота, и он отвернулся, не в силах подавить брезгливости. Его душил стыд, но он ничего не мог с собой поделать.

Убийца попрежнему лежал на берегу, раскинув руки, и хрипло, трудно дышал. Аэйт смотрел на него, сблизив ресницы. Это существо хотело выкрасть Золотого Лося — Око Хорса. Оно опасно, потому что его нельзя убить простым оружием. Оно могущественно, ибо в нем заключено Зло, которое больше и старше этого человека.

Аэйт судорожно перевел дыхание и словно со стороны услышал свой жалобный всхлип. Он не успел еще ничего толком понять, а выбора у него уже не осталось. Как будто кто-то указал на него пальцем и велел: уведи эту тварь подальше от болот, отыщи то место, где ей назначена смерть, и уничтожь ее. Великий Хорс, почему ты выбрал именно меня? Ответа на этот вопрос не существовало.

Волна жара окатила Аэйта, и он ощутил слабость в коленях. Взять в этот путь Мелу он не сможет. Им предстоит идти через миры. Еще одна граница между мирами — это убьет старшего брата. А Ингольв мертв. Аэйт стоял один на перекрестке, где навсегда расходились пути воина и его тени.

Он тряхнул белыми волосами, отгоняя эти мысли, и наклонился над разбойником. Тот съежился от страха, когда мальчик оперся левой рукой о его спину, а правой осторожно извлек кинжал. Крепкая кожаная куртка бродяги была распорота, однако крови ни на одежде, ни на клинке Аэйт не обнаружил.

Сунув нож за пояс, Аэйт толкнул одноглазого в бок сапогом.

— Встань, — тихо сказал он.

Одноглазый с трудом выпрямился, стоя на коленях, потом зашатался и встал, хватаясь руками за воздух. Он выглядел измученным. Аэйт был ростом ему до подбородка. Втягивая голову в плечи, незнакомец мелко вздрагивал, озирался — он явно хотел убежать и не смел даже шагу ступить.

— Ты убил моего друга, — еще тише сказал Аэйт.

— Разве у тебя могут быть друзья среди людей? — выдавил бродяга, поглядывая на него с затаенной ненавистью.

— Рано или поздно я убью тебя, — сказал Аэйт.

— Ты же видел, колдун, что у меня нет крови в жилах.

— В одном из миров Элизабет должно быть такое место, где тебя можно убить.

— Сомневаюсь, — проворчал одноглазый.

— Для каждого назначено место, где умереть, — устало отозвался Аэйт.

— Смотри, как бы тебе не пожалеть о таком решении, — предупредил бродяга и снова сжался, когда Аэйт поднял левую руку с крестом на ладони. Но мальчик только отвел с глаз волосы.

Он бросил одноглазому кинжал.

— Прежде чем мы уйдем отсюда, выкопай могилу.

Бродяга поймал кинжал и зло ухмыльнулся. Мальчик ответил ему хмурым взглядом. Он не боялся давать одноглазому оружие, потому что знал: в далеких мирах одинокая звезда горит над мечом, в клинке которого заключено Зло, ненавидящее само себя, и младший сын Арванда всегда может вызвать его. И тот, у кого в жилах не было крови, казалось, тоже понимал это.

Помедлив, одноглазый поплелся к высокой пойме и принялся срезать дерн. Он трудился довольно долго, вытаскивая землю, обрывая корешки растений. Потом они вдвоем с Аэйтом перенесли Вальхейма и уложили его в могилу. Одноглазый уже взялся было сыпать туда землю, но Аэйт остановил его.

Теперь терзавшее юношу отвращение ушло, и осталась только бесконечная жалость к этому одинокому человеку, которого Аэйт заставил разрушить свой дом, а потом привел на смерть. Аэйт склонился и поцеловал его лоб и руки, сложенные на груди, потом срезал прядь своих белых волос и положил их в могилу. Больше ему нечего было подарить Вальхейму на прощание.

Взяв землю двумя ладонями, он стал бережно сыпать ее в яму. Одноглазый не вмешивался. Он сидел рядом, уставившись в светлеющее небо, и терпеливо ждал.

Наконец, Аэйт поднялся на ноги. Он побрел к реке, долго смывал с рук землю, потом пил и, наконец, повернулся к одноглазому. Вставало солнце, и первые блики побежали по взволнованной водной поверхности. Теперь, когда ночь ушла, Аэйт казался просто заблудившимся ребенком. Одежда его была грязной и рваной, волосы спутались, висели серыми прядями, остроносое веснушчатое лицо осунулось.

— Я Аэйт, — сказал он одноглазому.

Бродяга встал и наклонил голову. И, поскольку он молчал, Аэйт спросил его:

— Ты кто?

— Не знаю, — ответил бродяга.

— Но у тебя есть имя?

Единственный глаз незнакомца смотрел испуганно.

— Да, — сказал бродяга, — но я забыл его.

Солнце скоро затянуло облаками. День был пасмурный. Они развели костер и согрели воды в походном котелке, который бродяга таскал с собой в мешке. Там же обнаружилась и подмокшая буханка хлеба. Бродяга срезал горбушку, в которую впиталась кровь — мешок лежал недалеко от того места, где упал Ингольв, — и выбросил ее в реку. Остальное разломил пополам.