Шрифт:
— Это ещё почему? — Удивился полковник. — Я тебя не понимаю.
— Потому что вам больше достанется писанины. Потому что к своему бывшему начальнику они отнесутся более лояльно нежели ко мне. Вы согласны?
— Согласен. — Хмуро ответил полковник и тяжело потопал к машине.
Девчонке, на первый взгляд было не более двадцати лет. Лежала она на спине гордо выпятив в небо смуглый беременный живот с уже мертвым ребенком. Ее сомкнутые веки не позволяли судить о цвете её глаз, но если судить по её соломенным, естественным волосам, они у неё были голубые. Видимо сначала её ударили в сердце. Это можно было понять потому что её левая, окроваленная рука находилась прямо под раной, а правая была заведена за спину. Наверное падая она искала какую-то опору и не найдя так на неё и упала. Мне страшно хотелось увидеть эту самую правую руку. Очень часто в руках жертвы остается какой — нибудь интересный пустяк принадлежащий убийце. Последний его подарок.
Колебался я довольно долго, но наконец решился, потревожил её податливое тело и слегка его повернув. То что она сжимала в своем кулачке превзошло все мои ожидания. Это был темно серый, в крапинку галстук "бабочка". Не прикасаясь к нему я вернул телу его прежнее положение и занялся дальнейшими поисками.
Розовое шелковое платье я нашел в кустах неподалеку. Там же я обнаружил разорванную сорочку и трусики с колготками. Теперь сомнения не оставалось, господин в бабочке, перед тем как убить девчонку, её изнасиловал.
Дальнейший осмотр места происшествия принес мне белые туфли на каблуках лежащие в десяти метрах друг от друга и пустую пачку из под сигарет "ЛМ". Осторожно, за уголки я стянул прозрачный целлофан и упаковал его в газетный кулек, а пачку вернул на место. Негусто, но для начала и этого было достаточно. Я бы и дальше продолжил поиски, но тут ведомые тестем появились две машины. Одна оперативная, а другая труповозка.
— Кто такой? — Сразу же спросил меня грозный мент одетый в штатское.
— Да, говорю же тебе, зять он мой. — Вместо меня ответил тесть. — Он вообще находился за сто метров когда я обнаружил труп. — Он знать ничего не знает, а я тебе уже все рассказал.
— А что он тут делает, ваш зять? — Не унимался штатский в то время как остальные занимались своими прямыми обязаннастями.
— На мертвеца любуется.
— Он здесь ничего не трогал.
— Для того я и оставил его возле трупа, чтобы никто и ничего не трогал. — Потихоньку вскипал тесть. — Послушай, Каретин, ты когда нибудь поумнеешь? Тебе впору не сыскарем работать, а зону сторожить.
— Все равно я должен снять с него показания. — Не сдавался Каретин.
— Это твоя прямая обязанность, но только не ищи в нем преступника.
— А никто и не ищет. — Огрызнулся он и достав папку начал шаблонно и плоско задавать дурацкие вопросы, которые продолжались никак не меньше четверти часа.
Уже фотограф и эсперт закончили свою работу, когда наконец-то появилась машина медицинской экспертизы из которой собственной персоной вывалился Сизый Нос.
— Иваныч, здорово! — Мало обращая внимания на труп первым делом радостно заорал
он. — Как жизнь молодая?
— Лучше не предумаешь. — Хмуро ответил я. — Работка тебе привалила.
— Еще бы! — Загоготал он. — Если я вижу Гончарова, то мертвец где — то рядом.
— Да заткнись ты. — Наблюдая за насторожившимся Каретиным в сердцах посоветовал я ему. — Займись своим делом и перво — наперво скажи когда это произошло.
— Все. Можете увозить. — Заявил он после пятнадцатиминутного обнюхивания трупа. — Без вскрытия я вам никаких гарантий не даю, но при той температуре, что держалась эти дни, думаю, что девчоночку зарезали дня три тому назад, а может и меньше. Эти дни по ночам холодно. Совсем ещё свеженькая. Красивенькая девчоночка, и не жалко ж им было…
— Она была беременна?
— Вне всякого сомнения.
— На каком месяце? — Заинтересовался Каретин.
— Отвечу после вскрытия, но думаю на седьмом. А это важно?
— Это важно. — Резко ответил Каретин. — Вчера поступило заявление о пропаже некой Нины Реутовой. Очень похоже, что это она и есть. Когда будет готово заключение?
— В порядке очереди, недельки через две. Работы у нас сами знаете.
— Захарыч! — Отводя его в сторону проникновенно зашептал я ему в ухо. — Неужели ты ради нашей крепкой мужской дружбы не можешь ускорить этот процесс.
— Захарыч может все! — Категорически отрезал он. — Но зачем это тебе нужно и что тебя интересует? Ведь насколько я понимаю в апельсинах, вы, собирая грибы наткнулись на этот шампиньон совершенно случайно.
— Это так, Захарыч, — грустно признался я, — да вот только девчонку жалко. Больно она молоденькая и хорошенькая была и найти того негодяя просто необходимо.
— И с каких это пор ты, Гончаров, стал таким чувственным?
— Стареем батенька, стареем и становимся сентиментальными и слезливыми. Ты уж, Захарыч, уважь мою просьбу, за мной не заржавеет.