— Вы хотите чтобы мы помогли вам найти этого человека? — Поморщившись осведомился полковник. — Или вы просто пришли поплакать в мою жилетку.

— Ну конечно же хочу, извините меня, не могу сдержаться.

— Тогда расскажите подробнее о своей дочери, её привычках, нравах, увлечениях.

— Как я вам уже сказала, Ника росла замкнутой девочкой. — Выпив стакан воды начала Людмила Григорьевна. — В восемьдесят девятом, вместе с уходом отца ушло и её детсво. Ника в двенадцать лет стала самостоятельной и взрослой. Зачастую не я её, а она успокаивала меня. Училась она хорошо и даже очень хорошо, совмещая учебу с занятиями в музыкальной школе и спортивными тренировками. В то же самое время она запоем читала беллетристику, философию и даже научные труды. Иной раз я просто поражалась, откуда у неё такая воля и устремленность. Мы с её отцом подобными качествами не отличались, но у Ники времени хватало на все. Уже в десятом классе она стала подрабатывать патронажной сестрой, таскала старухам провизию, медикаменты и ещё умудрялась мыть у них полы.

В девятнадцать лет легко, без труда она поступила в педагогический институт на факультет иностранных языков и уже через полтора года свободно говорила и читала на трех языках. Но по окончанию третьего курса в связи с беременностью была вынуждена взять академический отпуск. Вот такой была моя Ника. Не подумайте, что я её расхваливаю, она действительно была такой.

— Расскажите об её окружении.

— Собственно говоря его и не было, если не считать меня, да двух её школьных друзей, Вали Граневской и Саши Коновалова.

— Что они из себя представляют?

— Валя, студентка политехнического института, девушка взбаломошная и экзальтированная, но в общем добрая и отзывчивая. Саша Коновалов вечный Никин воздыхатель. Он никуда не поступил, а поскольку к службе в армии оказался непригоден, то в данное время трудится рабочим на заводе.

— Как на него подействовала беременность Ники? — Насторожился Ефимов. — Он знал, что она встречается с большим Дядей?

— Этого я вам сказать не могу, но когда он узнал о том, что Ника беременна мне показалось, что он вот–вот потеряет сознание.

— Вы не могли бы нам оставить их адреса и телефоны?

— Труда это не составит. — Вытаскивая блокнот ответила Реутова. — Но уверяю вас, они здесь не причем.

— А мы их пока и не подозреваем. — Забирая протянутый листок проворчал полковник. — Но проверить обязаны.

— Да, конечно, я понимаю, но мне кажется, что если начать с поисков Никиного любовника, то результат будет ощутимей.

— Людмила Григорьевна, мы учтем ваши пожелания. — Заверил её полковник. — А теперь расскажите о том вечере в среду, когда вы в последний раз видели свою дочь.

— Да все было как обычно. С работы я вернулась в седьмом часу. Ника уже успела приготовить ужин. Мы вместе сели за стол. Кто знал, что это наш последний ужин! Она шутила и смеялась и вообще казалась счастливой. Потом она стала собираться. Я спросила, куда? Она рассмеялась и ответила, что на этот раз идет к подруге Валентине. Потом поцеловала меня и ушла. И это был её последний поцелуй. Боже мой, кто, ну кто мог знать, что она идет на смерть!

— Людмила Георгиевна, остановитесь. Скажите, как Нина объясняла вам свои отлучки когда уходила к своему любовнику? Сосредоточтесь, это очень важно.

— Как? Да по разному. Первое время, пару лет тому назад, она лгала, говорила, что идет в институт или к подругам, а позже, когда у неё вдруг появилась машина и все тайное стало явным, она в общих чертах, не вдаваясь в подробности объяснила мне истинную суть вещей и уходила уже откровенно.

— Как долго длились их свидания?

— Обычно к утру она была дома. Чуть смущенная, но радостная и счастливая. Как правило с двумя букетами цветов, один из которых её поклонник передавал для меня.

— Вы не помните, на какой машине он обычно привозил и увозил ее?

— Я ни разу не видела его машины. Обычно Ника пользовалась своей, либо нанимала такси, а может быть он высаживал её где — то подальше, не знаю.

— А в этот раз Ника брала свою "Оку"?

— Нет, она и по сейчас стаит в гараже.

— Как назначались их встречи? Он звонил или они договаривались заранее?

— Трудно сказать, телефон стоял у неё в коинате, но несколько раз, когда дочери не было дома он натыкался на меня. Очень корректно и вежливо, называя меня полным именем, справлялся о моем здоровье и извинившись давал отбой.

— Вы бы могли узнать его голос?

— Вне всякого сомнения. Жирный баритон с едва уловимой картавинкой. Я возненавидела его ещё три дня назад, когда Ника не пришла во время.

— Как она его называла за глаза?

— Да никак, просто, мой кавалер.

— А по телефону? Не поверю, что вам ни разу не пришлось стать хотя бы невольной свидетельницей их разговора.

— Да, такое действительно случалось, но и в этих диалогах она называла его совершенно нейтрально. "Мой милый", так обращалась она к нему.