— Только лучше бы не ему эти земли отдать, а Владимиру. Этот — покрепче будет. Дерево ломать — железная рука нужна. Деревляне — старого корня. Богов своих живой кровью поят. Но про то лучше воевода расскажет. Он своими глазами видел.

— Да, это так, — подтвердил Духарев, Но в подробности углубляться не стал. Хотя очень хорошо помнил выложенные камнем и глиной желоба-лабиринты, в которых лежали мертвые тела.

Только не помогли кровавые жертвы деревлянскому племени. Хитрость Ольги и крепость русских клинков оказались сильнее божков-кровососов. Деревлянских жрецов-волохов русы потом старательно ловили по лесам и жгли. Многих переловмли. Духарев очень надеялся, что всех. Еще ему очень хотелось бы знать, за каким лешим его дети поперлись в этот лес.

«Подманили их, — сказал вчера Рёрех. — Деревлякские волохи подманили. Ольги-то они боялись. Теперь Ольга померла — осмелеют. Таким, как ты, отмстить захотят».

«Смеешься? — поднял бровь Духарев. — Они нам — мстить? Да одной моей дружины хватит, чтоб все их городки выжечь».

«Городки — ничто. А лес — вот их сила. В лесу ты против них — как цуцик слепой».

«Ну ты сказал, дед!»

«Как есть, так и сказал. Кабы сам князь всей силой взялся, тогда — другое дело. И не потому, что у князя воев больше. Тут не в воях дело. Под князем не только воины. Под ним — бояре, тиуны, старосты, наместники. У каждого — свои людишки: доверенные, послухи... Твои гридни могут хоть месяц по лесам шарить — ничего не найдут. А князь за день отыщет. Потому что ему скажут, где искать».

«А мне, значит, не скажут?» — недовольно спросил Духарев.

«А тебе — нет. За тобой — только гридни твои. А за великим князем — боги».

«За мной тоже Бог!»

«Э-э-э! У вашего ромейского бога в наших лесах силы нет. Это все знают: от старейшин ихних до самого последнего смерда».

«А как же покойная княгиня? Она ведь тоже была христианкой».

«Ольга — другое дело. Ей деревлянские старшие своими богами клялись. Но — только ей. А старшие теперь у деревлян — волохи. Раньше еще князь был, при князе — бояре ихние. Ольга всех убила: и князя, и бояр. Но князь с боярами в городе живут. Их завсегда достать можно. А волохи — в лесах: в схоронках, на капищах. Потому говорю: ты их не отыщешь. Ты — не отыщешь...»

Сергей уловил в словах Рёреха подтекст.

«А кто отыщет?» — спросил он.

«Я. Так что бери с собой полсотни гридней потолковей — и в путь».

«Хватит ли полусотни? — усомнился Духарев. — Сам же только что сказал: всей моей дружины не хватит, чтобы деревлянских волохов отыскать».

«Так мы их искать и не будем, — ответил Рёрех. — За детками твоими следом поедем — они сами нас и найдут».

«Толково, — согласился тогда Духарев. — Вопрос у меня только один: зачем мне к пятидесяти варягам еще один, старый и одноногий?»

«А затем, тупая голова, что без меня и тебя, и дружинников твоих лесовики запутают да и перебьют, как глупых сусликов!» — сердито бросил Рёрех.

«Да ладно тебе, дед! Вятичи небось тоже лесовики, однако ж прижали их, когда понадобилось».

«Вятичи твои — дичь непуганая. Их до Святослава никто по чащобам не искал. А деревляне — дичь сторожкая. Корень у них — древний. Вдобавок волхвовать умеют. Ну всё! Довольно мне перечить! Сказал — поеду, значит — поеду. Чай, детки твои мне — не чужие».

И поехал. И всю дорогу зудел: учил воеводу жизни.

Духарев слушал. С достоинством, но почтительно. Многим был обязан Сергей старому варягу. Собственно, даже не многим — всем.

— О! — воскликнул Велим. — Ручей! Может, батька, здесь на ночлег станем?

— Где я скажу, там и станем! — ворчливо перебил сотника Рёрех. — Ишь, притомился! До кочи еще полпоприща проехать успеем!

И заставил своего коня прибавить шагу. Железный старик.

— Ну что, спешиваемся? — спросил Йонах Звана. — Темнеет уже.

Здесь, в лесу, хузарин как-то сник. Голос стал неуверенным, взгляд беспокойным. Не нравилось ему здесь. Много бы дал, чтоб не по лесу они шли, а по степному разнотравью.

— Можно, — согласился Зван. — А то нурман наш, не ровен час, помрет.

Хругнир совсем ослаб. Лежал мешком на лошадиной шее. Когда Зван с Йонахом вдвоем кое-как (тяжеленный, однако) сняли его с коня и положили на травку, нурман даже не очнулся. Только застонал.

— Ты помоги ему, Йонаш, — сказал Зван. — А я пока костерок разведу, грибочков поджарю.

— Лучше — тетерку, — возразил Йонах. — До утра протухнет птичка. Если тебе возиться неохота, тогда я сам обработаю.

— Нет уж, братец, ты давай нурмана обрабатывай. От твоей стряпни даже у волка брюхо заболит.

— Ты волка лучше к ночи не вспоминай, — проворчал Йонах. — Стемид говорил: примета дурная.

— Это вы, иудеи, примет боитесь, — высокомерно произнес Зван, отвязывая тетерку от Йонахова седла. — Нам, христианам, на всякие приметы — тьфу!

— Ну-ну, — пробормотал хузарин, осторожно снимая бинты с ноги Хругнира. — Тише, тише, нурман, не дергайся, — сказал он раненому, который в полубеспамятстве попытался отползти в сторону. — Коли сказал, что вылечу твою ногу, значит, буду лечить. А ты не мешай, а то буду тебя врачевать не так, как меня госпожа Сладислава учила, а как батюшка мой советовал.