Темнота сгущалась. Сергей рубился почти наугад. Интуитивно угадывал опасность, уклонялся, снова рубил. Его дружине повезло: фракийские и македонские полки состояли в основном из «молодежи». Гридням Икмора пришлось тяжелее. «Азиаты» Барды Склира были настоящими ветеранами. Вдобавок в ближнем бою действовали не мечами, а тяжелыми булавами, плющившими шлемы и дробящими кости даже сквозь панцири и кольчуги.

Когда из ромейского лагеря подоспела подмога, русы вновь отступили за стены. Враги попытались проскочить следом, но со стен на них обрушили столько «гостинцев», что ромеи отступили и вернулись в лагерь. Это дало возможность русам собрать павших.

Двадцать шестого апреля 971 года к ромеям наконец подошли обозы, а вместе с ними и осадные машины.

Этот день прошел без происшествий. Несколько мелких вылазок, вялая перестрелка. Цимисхий ждал, когда наконец подготовят машины и можно будет начать планомерную осаду.

— Завтра мы дадим им настоящий бой! — решительно заявил Святослав своим воеводам. — Выйдем всей силой и порадуем Перуна.

И они вышли в поле на закате и бились до темноты.

И потерпели поражение.

Только ночь дала русам возможность спрятаться за стенами.

В этом бою погиб воевода Щенкель.

А ромеи отошли, уверенные в том, что осажденные после такого разгрома не рискнут даже носа высунуть за стены крепости.

Но русы рискнули. И на следующее утро проснувшиеся ромеи увидели, что теперь Доростол окружает широкий и глубокий ров.

И, чтобы подвести к стенам города осадные машины, этот ров придется засыпать, заплатив за это не одной тысячей жизней.

Русы тоже готовились к долгой осаде.

Дружинники Духа рева подобрали несколько домов с достаточно большими дворами, выселили из них жителей (война, ничего не поделаешь), поставили навесы для коней, заполнили хранилища зерном, собрали и снесли в кладовые дружинный провиант. У хранилищ и кладовых Стемид распорядился поставить стражу. В условиях осады пища становилась дороже золота. Правда, это был резерв. Главные запасы хранились в патриаршьем дворце под охраной княжьей стражи. Никто не сомневался, что и эти припасы будут делиться по чести: поровну между всеми, включая и воевод, и самого великого князя. Но хватит ли этих припасов?

Об этом думали все, и воины-русы, и оставшиеся в городе жители. Глашатаи князя объявили во всеуслышание, что все доростольцы, которые хотят потрудиться на защите города, будут получать тот же паек, что и вои Святослава. А остальные? А женщины и дети? А если запасы русов кончатся? Что тогда? Вдруг пойдут по дворам суровые усатые воины, отнимая у горожан последнее?

Никто не знал в точности, что будет. Впрочем, нет. Один человек знал. Свенельд.

— Месяца полтора, возможно два, если мы будем жить впроголодь, — доложил Свенельд, которому великий князь поручил провести подсчет имеющихся в крепости запасов. — А потом нам придется есть своих коней.

Воеводы помрачнели. Съесть собственного коня... Да для многих лучше собственную руку съесть!

— Что будем делать, воеводы? — спросил Святослав. — Где добудем пропитание?

— Да где ж его добудешь, княже? — развел руками Лют Святославович, коему, как младшему, принадлежало первое слово.

— На ту сторону не попасть, — поддержал Люта воевода черниговский. — А тут мы всё уже выбрали. Кабы и можно было выйти из крепости, всё равно не сыскать ничего. Да и не выйти. Все проходы ромеи стерегут.

— Выбраться — это нелегко, — признал его правоту Духарев. — А вот место, где есть пища, я знаю.

— Что за место? — спросил Святослав. — И много ли там пищи?

— Много, — ответил Духарев. — А место это называется: ромейский обоз.

Некоторые блмжники Святослава рассмеялись: решили, что воевода шутит. Не засмеялись четверо: Устах, Икмор, Свенельд и сам Святослав. Они достаточно хорошо знали воеводу Серегея, чтобы понять: это не шутка.

Духарев вернулся в отведенные ему покои и сразу потребовал к себе сотника Дементия и тысячника Стемида.

Через некоторое время сотник и тысячник покинули своего воеводу. А еще через некоторое время Дементий появился во дворе, но уже не в богатом облачении сотника, а в потрепанной одежке, кожаном панцире и войлочной шапке македонского пращника.