– Иди домой, новый человек!
– грянуло в мозгу Гривы.
– Иди домой - или у тебя не будет дома!

– Но как?
– спросил Грива, содрогаясь от той силы, что кипела внутри синевы.

– Отдай все!
– грянул Голос.
– Отдай все до конца!

– Но тогда... меня больше не будет?
– прошептал Артем.
– Я умру, да?

– Больше чем умрешь, новый человек!
– Голос рвал мысли Гривы, обращал их в разноцветные клочья, кружащиеся в ревущем потоке.
– Это больше, чем смерть, новый человек! Это - Исход! Иди домой. Домой!

– Да...
– чуть шевельнул губами Артем.
– Я иду...

Выпустил руку трехглазого и шагнул в бездну. Уже растворяясь в ничто, Артем успел почувствовать, как чьи-то пальцы сжали его ладонь...

Так бывает, когда без аппарата нырнешь на слишком большую глубину. Где-то наверху - перламутровая пленка поверхности. Тебя несет к ней, ты двигаешь руками и ногами, чтобы добраться до нее быстрее, отработанный воздух (его осталось совсем немного, и он так и горит внутри) рвется наружу. Но ты знаешь: поддаваться рефлексам нельзя. С каждым уходящим пузырьком ты теряешь плавучесть, а желание вдохнуть намного сильнее желания выдохнуть. В какой-то момент ты понимаешь, что можешь и не успеть. Чувства притупляются (остается только одно - дышать!), угол зрения сокращается, теперь в нем - лишь бесконечно далекая бликующая пленка... А потом приходит покой. Ты продолжаешь двигаться, но так медленно, словно каждая секунда - бесконечность. И тебе уже не важно, всплывешь ты или нет... Пузырьки воздуха выскальзывают у тебя изо рта и уходят к солнечной кисее над головой (совсем близко), и ты больше не приближаешься к ней, а через еще одно бесконечное мгновение начнешь удаляться...

... И тут пленка разлетается в клочья, тугая струя ударяет в тебя, бросая вниз, но цепкие крючья манипуляторов вовремя охватывают твое обмякшее тело, вздергивают его вверх, и ты повисаешь над водой - оглушенная рыба в лапе механического «альбатроса». Еще один рывок - и ты у него в брюхе: в реанимационной капсуле спасательной вертушки. Сквозь мерцающую пелену беспамятства до тебя доходит чужая мысль: «Успел...» И в следующий миг вся замороженная боль умирания взрывается у тебя внутри.

Артем Грива

– Артем... Артем Грива... Майор, ты меня слышишь? Если ты меня слышишь, мигни...

Мутная дымка перед глазами. В дымке - что-то желтое... Или розовое... Что-то постороннее - во рту, в горле, в теле... Чужеродное... Металл... Тело скручивает судорога, но результат - новая боль. И понимание - у меня есть руки. Только они не слушаются... Еще одно усилие...

– Проклятье! Держите его, держите!
– рявкает злой (и такой знакомый) голос.

Я пытаюсь что-то сказать, но что-то постороннее в горле мешает. Спазм. Желудок сжимается, в горле булькает слизь, ледяной воздух обжигает легкие...

Судорога, новая боль, еще судорога, треск, хруст, пронзительный надрывный вопль сирены, мутная пелена вспыхивает желтым огнем... И рассеивается.

Я - жив. Я сижу на краю кровати. Передо мной - белая стена. Справа панически верещит какая-то механика. Дышать по-прежнему трудно.

Ага, изо рта свисает какая-то трубка. Тяну. Трубка поддается неожиданно легко и оказывается у меня в руке. Она скользкая.

Нога!

Я смотрю на свою голень. Почему-то я знаю, что она должна быть сломана. Открытый перелом. Белая кость, торчащая из рваной раны... Ничего этого нет. Только розовое пятно шрама на загорелой коже.

– Майор Грива!
– раздается голос за спиной. Оборачиваюсь. Слишком резко. Что-то опять опрокидывается. Короткая боль в предплечье...

Я узнаю его не сразу, невысокого крепкого японца в тщательно отутюженной бледно-голубой одежде (Одежде! Как давно я не видел одетых людей!), с радужным значком на груди. На плечах его узенькие серебристые полоски с золотыми значками...

Потом у меня в голове словно вскрывается какой-то шлюз - и я понимаю, что это погоны. Погоны специального координатора Всемирного комитета по выявлению и пресечению несанкционированных научных исследований, чаще называемого «Алладин». И человек этот мне очень хорошо знаком. Специальный координатор Хокусай Танимура. Мой непосредственный начальник, давний приятель моего деда, Андрея Алексеевича Гривы. А сам я тоже Грива. Артем Алексеевич.

«Ар Т'ом, - приходит откуда-то изнутри певучая фраза.
– Ар Т'ом. Изначальный Свет».

– Позволь, я это сниму, - говорит специальный координатор Хокусай и аккуратно отделяет от моей кожи присоску-рефлексор. На моем запястье - свежая ссадина и выдранный «с мясом» наручник фиксатора с обломками крепежа.

Я поднимаю голову и осознаю картину целиком: больничную палату (в некотором беспорядке), группу людей в белой униформе, опасливо сбившихся у двери, пока специальный координатор высвобождает меня из тенет медицинского оборудования.

Кто-то из «белых» робко предлагает помощь. Хокусай рявкает:

– Прочь!

«Белый» (с облегчением):

– Да, сэр!

«Английский - не родной, - мгновенно выдает включившийся в мозгу анализатор.
– Скорее всего, китаец из Гонконга».

Я свободен. И мир, который меня окружает, перестал быть чем-то вроде хорошо прорисованного мультика. Он стал реальностью.

Специальный координатор выпрямляется.

– Ты как?
– спрашивает он.

– Вроде в порядке, - я прислушиваюсь к своим ощущениям. Организму все еще кисло, но существенных повреждений не чувствуется. Нога в порядке. Бок? Во мне сидит невнятное воспоминание о том, что у меня сломано ребро. Я помню хрусткий удар сбоку, потом - черную оскаленную рожу... Я ощупываю бок. Кости целы, боли нет... Есть шрам. Значит, не галлюцинация. Ни хрена не помню. Только какие-то обрывки. Будто сон видел. И забыл.