Шрифт:
– Здорово!
– громко восторгался Володя, понимая, что Барбос подслушивает их беседу.
– Запомнят они теперь. Надолго запомнят!
– Молодец!
– также во весь голос поддержала его Наташа и тихо, уже только для Васьки, добавила: - Выдумщик. Всех всполошил своим камнем. Помнишь, Вовка, как он прогудел?..
…«Запомнят!
– мысленно повторял случайно схваченные слова Барбос.
– Надолго запомнят. А что?.. Что запомнят?»
Он тяжело ворочался на оленьей шкуре. Ему стало уже и жестко и тесно, даже душно. Смех и оживленный говор пленников, услышанные отдельные слова и фразы обострили его подозрительность до предела. Ему казалось, что опасность совсем близка, готова уже ворваться и заполнить сумрачную пещеру до самых отдаленных закоулков.
А быть может, она уже проникла сюда и таится, невидимая, в темноте?..
Обеспокоенный Барбос поднялся на ноги. Пленники видели его и Немого, освещенных фонарем, следили за каждым их движением. А вот что они делали в темноте - этого видно не было.
Барбос снял фонарь с каменного выступа. Подошел поближе к пленникам. Выбрал на бугристом дне пещеры местечко поровнее, поставил фонарь и вернулся к спящему Немому.
Но и это его не успокоило. Пленники сбились в плотную кучку и оживленно шептались о чем-то.
«Сговариваются!» - со страхом думал Барбос.
Он следил за ними не отрываясь, пока не уловил какое-то подозрительное движение. Новая мысль обожгла его сознание: а если задержанные разобьют фонарь? От них всего можно ожидать. Остаться сейчас в темноте!..
Барбос поднялся, забрал фонарь и поставил его на прежнее место, возле себя. А в спину его ударил знакомый презрительный смех Наташи.
Нервы Барбоса сдали, и он разразился такой руганью, что Немой проснулся и, ошалело хлопая белесыми ресницами, почтительно протянул:
– Вот это да!.. Дает!
А Барбос изливал в ругани все, что накопилось у него в душе за минувшие дни и особенно за последние часы, - и злость, и страх, и жгучее желание выбраться из проклятой каменной ловушки.
Глава двадцать седьмая
ПОСЛЕДНЯЯ НАДЕЖДА
И на этот раз Тол по-прежнему уверенно взял след у костра и направился к побережью. Точно, как по проторенной стежке, повторил он путь, пройденный совсем недавно, поднялся на мягко закругленный гребень и знакомой каменной складкой спустился к берегу. Все той же ровной рысцой выбежал пес на гранитную площадку и звонко залаял на море.
Прохор Петрович и Федя стояли возле собаки, избегая смотреть друг на друга. Опять след оборвался у воды.
Первым опомнился от неожиданности Федя:
– А где же Петька?
Прохор Петрович взглянул на затихший птичий базар. Низкое ночное солнце зарумянило обращенную к берегу сторону скалы-часового, вызолотило сидящих на ее вершине бургомистров. От скалы далеко в открытое море вытянулась длинная черная тень.
По расчетам Прохора Петровича, мальчуган должен был ждать в укрытии еще не меньше двух часов.
– Заснул, возможно, - неуверенно предположил Прохор Петрович.
Федя обернулся в сторону березовой рощицы и, сложив ладони рупором, крикнул во всю силу легких:
– Петька-а!
Подождал, не спуская глаз с рощицы. Ответа не было.
– Пе-еть!..
И снова ничего, кроме легкого всплеска под обрывом.
Все стояли, чутко прислушиваясь, не откликнется ли мальчуган. Один лишь Тол беспокойно кружил по площадке.
– Пе-етька-а!
– не унимался Федя.
– Пе-еть!…
– Полно кричать, - хмуро остановил его Прохор Петрович.
– Нету здесь твоего Петьки.
Федя уже и сам понял, мальчуган пропал. Но после того, как об этом прямо и грубовато сказал Прохор Петрович, еще острее охватило юношу обидное ощущение своей беспомощности.
Они отошли от обрыва. Присоединились к державшемуся в стороне от моря старому Каллусту. Говорить никому не хотелось. Да и о чем говорить? Каждый понимал: оборвалась последняя ниточка, за которую они держались в своих поисках. Хотелось спросить: «Что делать дальше?» Но задать этот простой вопрос никто не решался, опасаясь, как бы у него не спросили то же самое.
– Никуда мы с берега не пойдем!
– с необычной горячностью воскликнул Прохор Петрович, хотя никто и не предлагал уходить отсюда.
– Они здесь. И Петька здесь! Возможно, спугнул его кто. Забежал паренек…
Перебил его Тол. Нетерпеливо помахивая хвостом, он негромко залаял, подзывая хозяина к водорослям.
Первым подоспел к нему Федя. Еще издали увидел он в вялой зелени водорослей… знакомую большую пуговицу с дамского пальто.
– Петькина!
– радостно воскликнул Федя.
– Он вышел к морю!